Поезд. Бремя танцора

Да, это точно спектакль, и Аню в него впутали, да ещё и Машку… Но я же всё это видел! Я же не мог ошибиться, пульса не было, дыхание остановилось, так не сыграешь! Тогда остается думать, что откуда-то наплодились двойники, и сейчас мне звонила именно Аня-двойник. Все-таки вредно много читать фантастической литературы. От неё может возникнуть фантастический бред с неотступными галлюцинациями. Как и верти, а все-таки его здорово встряхнуло. Да и неопределённость не лучше. Так и хочется крикнуть: «Ну, что там у вас ещё?! Давайте, вываливайте, не томите, уж все сразу!».

Но молчал телефон, не звонили в дверь. Бросили, отстали, забыли о его существовании. Он набрал московский телефон Ани. Молчание. Может, в этом всеобщем мировом молчании и есть урок?

Когда-то Саня пытался писать романы. Как человек в высшей степени логичный, он продумывал сюжет до тех пор, пока он не становился как хорошо отлаженная программа. Диалоги, персонажи, повороты… В то время он часто рассуждал на тему «мы в литературе и литература в нас».

Мы в литературе… Вообще, есть ли хоть одна мысль, не озвученная уже до нас? Писать все труднее и труднее, все кажется избитым и давно написанным. Как же отделить мысли свои и мысли чужие? Что движет, когда ты пытаешься выразить мысль словами? Тщеславие? Амбиции?

Литература в нас… Кажется, есть поговорка, что эрудиция – это то, что стряхнули с пыльных книжных полок в наши бедные головы. Чем больше читаешь, тем более ощущаешь себя носителем истины, чужие мысли делают удивительные метаморфозы (переход количества в качество), и кажется, что эти мысли были с тобой всегда. С легким высокомерием оглядываешь ты стройные ряды соплеменников, которые, возможно, совершенно не озабоченные глобальными проблемами бытия, вовсе не читали и, самое главное, никогда не прочитают того безумного количества книг, которые кажутся тебе верхом совершенства и взлётом человеческого разума.

Ты смотришь на них, они на тебя. И неизвестно, не крутят ли они пальцем у виска тебе вслед. А ты пребываешь в экстазе от избранности «своего круга», твоей обособленности, загадочности, духовности; ты веришь в разум, в утончённость чувств (хотя сам культивируешь эту утончённость только с отдельными личностями). Ах, как вкусно пережёвывать новинки, блистать остроумием, рассуждать о высоких материях, ведь нижний, «физический», уровень ты себе обеспечил.

Мы в литературе… Герои, с которыми ты ешь, спишь, гуляешь, делишься всем, с последней точкой оставляют тебя, и больно щемит в груди, ведь это прощаются с тобой дети, а их слова, мысли, поступки как тетрадки и рисунки, которые остаются у родителей навсегда. Интим со словом – вот что ощущаешь, пытаясь скудными словами отразить свою переполненность, со всеми стадиями любовных отношений.

Литература в нас… Как там у Фаулза? «Психическое расстройство, которое вы, невежды, именуете литературой». Прочитали мысль, она резонировала с нашим состоянием. Как замечательно. Автор, быть может, тоже находился в состоянии глубокой депрессии, когда это писал.

Прекрасно, значит, это вовсе не самое патологическое состояние, и ты не одинок. Почему-то именно в этом состоянии и пишется, просто овладевает навязчивое желание писать. Интересно бы попробовать писать, когда ты счастлив, не раз думал Саня, и не находил в себе этого состояния.

Или депрессия, не так часто, слава Богу, или полнокровное чередование будней и праздников. А вдохновение – это полет, и неважно, откуда растут крылья. Вспомнил, где-то он читал, что прекрасных строк о любви никогда не было бы написано, если бы все поэты были счастливы. Несчастная любовь – это качество души. Способность любить и сопереживать. Но это не разумно…

Когда чему-то не находишь объяснения, ничто не мешает сделать вид, что этого просто не было. Трудно перед собой быть неискренним и обмануть себя – задача не из легких. Саня понял, что бесполезно впадать в суетливое выяснение истины. Просто жить как раньше. Он ведь не неврастеник, в конце концов, рвать на себе волосы, звонить в Москву, тестировать всех, или, чего доброго, пытаться найти сведения в моргах и на кладбищах. Нет, он до этого не дойдет. Хотя крест на партии в игре, правила которой толком неизвестны – сомнительное занятие.

Глава 9

Приближался Новый год. Сотрудники пребывали в предпраздничном настроении. Реутов вызвал Бориса к себе в кабинет.

– Ну-с… Давай обсудим наши насущные проблемы. У меня тут возникла мысль о продолжении эксперимента.

– Опять с живыми людьми, с использованием твоих подопечных, ты ещё не насладился местью?

– Ты не понимаешь, моя месть претерпела некоторые метаморфозы. Теперь это, скорее, творческий процесс, научный азарт, вдохновение. – Борис криво усмехнулся. – Мне понятна твоя ирония, но это действительно так.

– Что же на этот раз?

– Я не сказал тебе сразу, так сказать, утаил. Когда ещё была живы наши подопечные, мы, естественно, взяли их ДНК.

– Для чего?

– Да все для того же, собственно. На мышах создавать клонов от клонов… Бедные мышки, им не повезло, все время на них наука отрабатывает свои самые смелые идеи…