Поезд. Бремя танцора

– На людях гораздо более гуманно, не так ли?

– Давай не будем снова впадать в бесконечные философские дискуссии. Я знаю, что ты об этом думаешь, и довольно. Нас сейчас интересуют вторичные чувства, так сказать.

– Вторичные от чего?

– Возможно, данный термин не совсем полно и правильно отражает суть. Кстати, мне нелегко пришлось доказывать, что смерть была следствием необъяснимой инфекции, и что мое присутствие поблизости ничего бы не изменило. Так вот, клоны, безусловно, способны чувствовать, как и мы.

– Я это заметил.

– Брось свой язвительный тон. Я говорю о том, что теперь у них есть и своя собственная история, и мы уже легко можем наложить эту историю, как амальгаму, на предыдущие переживания, и воссоздать индивид, сложное человеческое существо, которое не просто копия донора, а самостоятельное существо, в некотором роде неповторимое. Конечно, эту «новейшую историю» приходится реконструировать на основе записей, что, кстати, гораздо более точно, чем сопоставление записей мозга с фактами, полученными во время транс-медитации.

– Ну, хорошо, а дальше что?

– Понимаешь, уникальная возможность снова столкнуть наших героев.

– Ты что, хочешь довести беднягу до паранойи? Подкидывать ему бесконечных двойников, которые умирают, но возвращаются вновь? Как на планете Солярис?

– Глупости. Мой двойник – Аня – прекрасно помнит, что произошло в той избушке. Кроме минуты смерти, разумеется. Тут сказочка у меня придумана, уже полностью освоена её сознанием, клиническая смерть и чудесное воскрешение. Минуты перехода в бесконечность изящно прикрыты амнезией, да это же детали, мне кажется, у неё какое-то чувство возникло к этому Александру, это же возможность вытащить его наружу, освежить новыми красками. Имей в виду, я только с тобой этим делюсь.

– Сдается мне, у тебя мания величия. Ты что, Калиостро, который пытается отыскать формулу любви? – взгляд из-под очков был не просто неодобрительным или издевательским, он был презрительным, но Реутов, уже давно расхаживающий по кабинету крупными шагами, его не замечал.

– Опять ты меня не понимаешь. Я хочу, чтобы моя подопечная ощутила полноту жизни, всего-то.

– Давай на этот раз без меня. Я чувствую вину, что до сих пор ничего ему не объяснил, вообще, чувствую себя очень гнусно, вспоминая о той роли, которую мне навязали. Давай как-нибудь без меня.

– Да все продумано уже. Настоящая Аня едет с ребенком на каникулы в ваш город, наша Аннушка поедет туда же. Думаю, при наших связях с соответствующими службами мы отследим момент, когда они договорятся встретиться. Тут опять театральный трюк с подменой актрисы в последний момент.

…Вечером Борис долго ворочался на своем диване в гостиничном номере. Позвонить или не позвонить? Тогда придется объяснять свое долгое молчание. Где гарантия, что он мне поверит? Номер, безусловно, прослушивается, могут оборвать на полуслове. Какой же я трус! Сколько напыщенных фраз я сказал ему за ту ночь, и все это оказалось лишь маской, прикрывающей собственное бессилие перед непреодолимыми обстоятельствами.

…Конечно, меня жёстко прижали. Положили показания свидетелей, что в ту ночь, когда разбилась Татьяна, я был мертвецки пьян, якобы меня видели перед этим, соответственно, уголовное дело обеспечено. Стать мучеником я не захотел.

И, что сейчас? Сижу в этой столице, выслушиваю этот бред о беспредельных возможностях человеческого ума двигаться вперед. Конечно, мне дали возможность заниматься своим делом и продолжить работу над диссертацией. В моей больнице это было просто невозможно. Сделка с совестью. Или нет? Я ведь не знал, что это было все продумано и подстроено, я честно пытался исполнить долг врача. Я сокрушаюсь о том, что не могу в себе найти силы, чтобы сказать правду. Может, Александр сам обо всем догадался? Из телефонного разговора с Аней, который состоялся сразу после всех событий, очевидно, что он не поверил ни слову. Возможно, ли предположить, что у него творилось в голове в этот момент? Но счёты с жизнью он не пытался свести, значит, кризис пережил.

И все-таки нужно его как-то предупредить. Но что я ему скажу, вот это Аня, а это – не Аня? Гена вряд ли расскажет мне все детали операции, может, эти откровения – очередная проверка на благонадёжность? Много ли будет толку от моего импульсивного порыва?

Глава 10

Саня, как упрямая лошадь, впрягся в работу, последний месяц года всегда бывает особенно напряжённым. Разборы первоочередных дел с начальником, бесконечные бумаги, взывающие звонки пользователей, терпеливое разъяснение элементарных истин, снова бумаги, и так бесконечно, некогда посидеть нога на ногу за чашкой кофе, красные от монитора глаза, першение в горле от повсеместной ОРВИ, расслабленное пятнадцатиминутное чтение по вечерам, звонки, объяснения с родителями, общение по выходным…