Поезд на Иерусалим

– Традиция защищает сложность культуры от вымирания. Стоит утратить её, и мы становимся беззащитны перед слабостью человеческого ума, который всё норовит выхолостить и низвести. Традиция подобна посоху, обвитому виноградной лозой: без него она бы бессильно пала. Это верно, что великий русский святой сказал: «где просто, там Ангелов со сто». Но что было в те времена простым? Крестьянский дом! А сейчас, вы представляете вообще, сколько сейчас стоит обставить такой, казалось бы, простой дом? Простота тех лет превратилась в роскошь. Вся эта скандинавская мода, все эти технологичные решения из стружечной плиты, прицепленной на газовый лифт, силится имитировать её и не может. Пресная штамповка, она проще самой простоты! Как жить в ней, когда ты аристократ духа, когда она просто не для тебя! – Маруся поняла, что негодование отвлекло её от вопроса. – Итак, традиция хранит вечные ценности исконных времён, когда людское сознание было пусть и более дремучим и грубым, но лишено хаотичности нашей эпохи, века сего. Думаю, этого с головой достаточно, чтобы любить её и беречь хотя бы вокруг себя.

– Это, безусловно, верные слова! – невидимый собеседник оживился. – Но почему вы ищете всего этого только в форме, но не в сути вещей? Ведь способность воспринимать суть, – тут голос стал сочувственным, – один из тех даров, что даётся верным щедро и безоглядно. А вы как-то пренебрегли им… Знаете, ваш багаж сейчас мог бы быть куда легче, будь этот дар при вас!

«Багаж. Я куда-то…» – вспомнила было Маруся, но не додумала. Куда важнее сейчас было защитить свой идеал. Она вздёрнула подбородок и размеренно начала:

– Форма не исключает сути, а дополняет её. Сыграть мелодию так, чтобы увлечь и тронуть слушателя, на фальшивом инструменте не выйдет. Картина завершена, лишь когда поставлена в раму, и обрамление это должно соответствовать стилю и содержимому. Нелепая рама картину неизбежно портит, сколько ни вложи мастерства в живопись. Благородная суть способна удержаться лишь в соответствующем внешнем воплощении. Иначе как передать её вовне? Убогая форма просто-напросто теряет своё содержание. Истинные ценности должны быть совершенны в обоих аспектах.

– Я в целом согласен с вами, но должен заметить, что всё имеет свою цену, – грустно сказал голос. – Увы, есть предел у размеров багажа человеческого. Не всё, что люди считают при жизни верным и достойным, удаётся им втиснуть в свой чемодан. Многие в итоге довольствуются рамой без картины… Кроме того, – добавил он, – вспомните, что есть такая Суть, которую никакая форма полностью передать не сможет.

– Да, – быстро сказала Маруся. – Да, конечно, помню. То есть… Имею некоторое представление. Ну и что вы хотите сказать? Вы сказали, что я всё-таки права. К чему же тогда все эти придирки?

– Не задумывались ли вы, что другие люди, непохожие на вас, имеют столь же прочные основания для своих… скажем, нелицеприятных по вашему мнению поступков?

– Да, вероятно, – рассеянно ответила Маруся. Ей хотелось побыстрее закончить этот разговор. Расписное блюдо так и жгло ей руки.

Вдруг она обнаружила, что уже уходит прочь из мебельного зала. Идти было труднее обычного: новая ноша вдобавок к её привычному чемодану оказалась неожиданно тяжёлой. Какая всё-таки очаровательная вещица! Как здорово будет… Тут мысли Маруси спутались на миг.

Как здорово будет… Да, поставить это блюдо дома, куда-нибудь на кухне. Сколько уюта и одухотворённости оно привнесёт в её дом, когда…

Маруся остановилась. Её рука машинально разжалась. Блюдо выпало и укатилось куда-то далеко назад.

Ведь нет больше никакого дома. Негде и не для кого собирать вечные ценности.

Она уселась на чемодан и зарыдала так беспомощно и бесслёзно, как способна только затерявшаяся душа. И плакала так долго, как можно только в безвременье.

– Меня…не существует… – послышалось издалека.

Маруся вскочила, схватила чемодан за ручку и потащилась на голос.

Та, обритая и с рюкзаком, теперь перебирала коробочки и флакончики на стеллажах косметики, то и дело глядясь в зеркальце. Вот она открыла сиреневую помаду, мазнула… След тут же выцвел. «Блин», – пробормотала деваха и швырнула бесполезный тюбик на пол, где уже валялось с десяток других. Снова принялась рыться, открывать, пробовать, выбрасывать…

Соседний ряд, с кремами для ухода, оставался нетронутым.

– Что за варварство! – вырвалось у Маруси. Обритая посмотрела на неё пустым взглядом и вдруг попятилась:

– Не смотри на меня…