Поезд на Иерусалим

– Нет уж! Говоришь, ты не существуешь? Вот и не угадала! – Маруся подбежала к девушке и тряхнула её за плечи. Отступила, взглянула. – Ты ростом выше среднего, худая, но с широкими ногами, – ткнула её пальцем, – и живот дрябловат. Обычная, короче, фигура. Та-ак… Лицо у тебя вытянутое, а голова вовсе лысая, но волосы, видно, были светлые. Глаза зелёные и в бледных ресницах, нос прямой, а на подбородке след оспины. Не красавица и не уродина, обычная девчонка. Только вот дырки от пирсинга на брови остались. Сейчас ты сосредоточенно хмуришься и щуришься на один глаз, поджав губы. Да, ещё у губ и глаз вижу складки. Как их там, мимические морщины? Короче, темпераментная ты особа, – заключила Маруся. – Вот и всё, не нужно тебе никакое зеркало!

Девушка медленно разжала ладонь.

– Да, я существую, – проговорила она. – Обычная. Такая, какая есть. Я, Маша.

Зеркальце выскользнуло из её пальцев и укатилось куда-то далеко назад. Маруся проследила за ним взглядом и вдруг заметила, как вытянулся проход. Теперь он уходил так далеко, что стал похож на тоннель, и в глубине его уже не было ни товаров, ни синюшных ламп. Но нечто там всё-таки было. Марусе стало жутко…

– Не смотри туда! – голос вырвал её из оцепенения. Маша тянула Марусю за руку.

– Валим, валим!

– У тебя и правда светлые волосы… О, и бровь заросла, – удивилась было та, и вдруг споткнулась о собственный чемодан. Маруся отшвырнула его пинком.

Странное дело: от удара тугие защёлки распахнулись сами. Из-под крышки хлестнула мутная мерзость, колыхнулась волной и вязко, лениво закрутилась по стенкам надвигающегося тоннеля.

А ещё из чемодана выпал расшитый бисером кошелёчек, на удивление чистенький и такой славный.

– Вот ты где! – и Маруся схватила вещицу, успев утащить её из-под самой волны. Маша же вцепилась в неё саму и поволокла за собой.

Они бежали на удивление быстро, и скоро пугающий бесконечный коридор за ними исчез. Вместо него вокруг выросли стеллажи, до потолка заваленные каким-то хламом. В этом глухом закутке не хватало освещения, и груды барахла, казалось, всё росли и росли…

– Так, стояночка.

Маша сбросила рюкзак на пол.

– Такое со мной уже точно приключалось, – рассказывала она Марусе, будто старой знакомой, расстёгивая рюкзак и засовывая туда руки по локоть. – Только не в таком виде, как сейчас, конечно. Как бы в переносном смысле. Ух, да где там эта байда? Вечно теряю, вечно!

Наконец она извлекла здоровенный бинокль. С сомнением взглянула на рюкзак, немного поколебалась и одним ударом отфутболила его куда-то под полку.

– По-другому никак, – сообщила она раздосадованно и с прищуром зыркнула ему вслед. – Или ты его одним махом выкидываешь или он тебя постепенно задавит. Типа, отсечь руку.

У бинокля оказались большие, по-хрустальному искристые стёкла. Да и сам он был какой-то прозрачный и лёгкий, как будто отлитый из воды.

– Какой хорошенький!

– Это мне подарили, – ответила Маша. – Удалось как-то сберечь. Только вот куда чаще я таскалась с тем дурацким зеркальцем. У меня, это… С внешней стороной вещей всегда проблемы были… О, смотри! Я его вижу!

– Кого, кого? – заволновалась Маруся. – Белого?

Маша протянула ей бинокль.

В его окулярах все преграды исчезли, и Маруся увидела белого господина. Был он лицом необычайно кроток – такого у человека и не увидишь. Волосы длинны, но не слишком, а на голове не то фуражка, не то лента. Не разберёшь в таком странном освещении! Казалось, вышколенный офицер притворился служащим-железнодорожником: внешне прост, да только осанка сразу же выдаёт благородство.

«Суть», – вспомнила Маруся. «И форма.»

– Офигенно, – прошептала Маша. – Хотя нет, про него так не скажешь. Он хоть и друг, но не… не знаю, как сказать.

– Бесподобно, – подсказала Маруся таким же восхищённым шёпотом. – Он – друг горний, превыше земного.

– Горний, точно. Зашибись, так теперь и буду говорить. Но как до него добраться?

«Вам чем-нибудь помочь?» – вспомнила Маруся, и закричала:

– Помогите! Прошу, помогите нам!

Господин в белом оглянулся. В тот же миг стеллаж, вставший между ним и девушками, рассыпался, будто не бывало.

– Добро пожаловать! – радушно сказал белый провожатый очень знакомым голосом. Он повёл рукой, и Маруся увидела, что они уже стоят у самых входных дверей. А позади…

Позади в гаснущем полусвете холодных ламп исчезал привычный старый мир. Мобильные телефоны и сосиски. Бомбочки для ванн и пергамент для выпечки. Больше нельзя будет ни раздобыть, ни подобрать, ни приобрести. И вещи, и слова безвозвратно и неумолимо уходили навсегда.

– Как же мы теперь будем? – жалобно протянули обе девушки.

– Вы тоже будете навсегда, – радушный провожатый улыбнулся. – Не бойтесь! Вам довольно будет ваших даров. Пока доберёмся до места, вам и новые дома приготовят. О, теперь всё станет по-новому… Не всем там было бы хорошо. Но вы именно из тех, кому Город понравится.