Поезд на рассвете

Слева, выше того места по течению речки, где сидел Юрка, возник мальчишка с удочкой. Должно быть, вышел из-под железнодорожного моста, поэтому Юрка и не заметил, как он появился. Побрасывая снасть, мальчишка медленно, с остановками продвигался берегом. Старался он не напрасно. Хотя и не часто, но рыбешка клевала: нет-нет да и сверкнет, затрепещет на крючке. Вот удильщик подошел еще ближе, и Юрка узнал в нем своего знакомого — Диму, заядлого рыбака отсюда, с пристанционной окраины. Первый раз они невзначай встретились на речке, в «панском лесу», три года назад, после того виделись еще и еще, стали по воскресеньям рыбачить вместе и подружились. Летними днями Дима так и пропадал на речке, бывало — уходил далеко от местечка, но каждый выходной с утра объявлялся на берегу, напротив казарм. Настраивал, дотошно проверял две поплавочных удочки, — вторую он, понятно же, приносил для «дяди Юры», — не теряя времени принимался за промысел, таскал бубырей и поджидал, когда друга-солдата отпустят в увольнение. Из окна казармы, со второго этажа, Юрка сразу примечал фигурку терпеливого рыбака и, как только получал разрешение на отлучку, прямиком устремлялся к речке. «Ну что, клюет?» — еще на подходе спрашивал Диму. «Та… мелочь пузатая», — отвечал тот небрежно. Однако в его клеенчатой сумке кроме обычной мелочи — бубырей да плотвичек — обнаруживались то красноперки, то пара подъязков, то остроносый и прогонистый, как веретено, щуренок. Юрка поздравлял, хвалил сноровистого ударя, и тогда Дима вскакивал — нос кверху, чубчик торчком, азарт и хитринка в глазах — и кидался взахлеб рассказывать, как сумел изловить рыбин, а еще одна — здоровенная, сильнющая, и сравнивать нечего с теми, что в сумке, — чуть удочку у него из рук не выдернула, но он не растерялся, потянул изо Всей силы и наверняка выволок бы, поймал и эту, да она, холера, крючок оборвала, пришлось другой цеплять. Кажись, то был язь — тяжеленный, как поросенок… а может — и щука. У, в их речке — не гляди, что невелика, — такие щучины водятся — во, крокодилы! Утят хватают на плесах. Подкрадутся из глубины, из ямы — хап!.. и нету рыженького, только круги по воде… Рассказывал и показывал Дима с таким жаром, что даже уши его распалялись докрасна. Юрка выслушивал все без улыбки, без малейшей тени недоверия: не хотел обидеть напарника. Взяв удочки на плечо, они вдоль берега, знакомой, натоптанной стежкой, шли в «панский лес», — в тенистых заводях, под ярами, чаще и смелей брала рыба. Да если и не брала — они не скучали. Дима мог с неменьшим увлечением и подолгу смотреть, как «дядя Юра» рисует карандашом в альбоме, а полученные в подарок листы аккуратно складывал и прятал за пазуху, чтобы в целости и чистоте донести до дому, показать отцу и матери… Зимой Дима прибегал к военному городку на лыжах: «своего» солдата не забывал. Заметно подрос он за эти три года, повзрослел и уже заканчивал пятый класс. В их последнюю встречу, в день Первомая, Юрка угостил Диму мороженым в городском саду, подарил ему солдатский ремень и сказал, что скоро уедет — увольняют его. Дима загрустил… На тот случай, если больше не доведется в эти дни найти друг друга, они попрощались. Выходит — поторопились немного.

— Здоро́во, Дима! — окликнул Юрка рыбака. — Даже не глядишь в мою сторону. Своих не узнаешь? Быстро, быстро забыл.

— Ой дядя Юра! А я и правда не смотрю, кто это там сидит на берегу. Вижу — солдат, а кто такой — и не смотрю.

Дима положил удилище на траву. Подошел — удивленный и обрадованный. Стоял и улыбался: босой, в сатиновых синих шароварах и короткой куртке с двумя нашивными карманами на груди, которые, как всегда, оттопыривались, потому что были набиты запасными снастями — крючками в плоских баночках, лесками, грузилами, поплавками.

— Ты почему не в школе? — спросил Юрка.

— У нас три урока было. Я пришел — и сразу на речку… А я думал, дядя Юра, что вы уже уехали.

— Да считай — уехал. Видишь — на чемодане сижу.

— Значит — все, отслужили?

— Все, браток, отбой. Я свое отшагал. Теперь твоя очередь.

— Мне еще не ско-о-ро, — протянул Дима.

— Это кажется, что не скоро. Глянуть не успеешь — уже и твой срок подойдет. Это дело такое… Чего сегодня поймал?

— Так… мелочь пузатая, — заскромничал рыбак. — Почти одни бубыри. Хватают и хватают. Надоели уже.

— А кроме бубырей?

— Та есть… кой-чего. — Дима потер нос ладошкой, прищурил один глаз. — Есть и трошки покрупней.

— Все хитришь? Ну-ка, показывай.

Дима не шутковал. И на этот раз в его потертой, такой невзрачной, но удачливой сумке с веревочной шлейкой — чтобы через плечо носить, — лежало несколько серебристых подъязков — тугих, увесистых и совершенно одинаковых, будто отлитых в одной форме.

— Возле моста поймал, на ямках, — похвалился Дима. — Там, за путями. Этих вытащил — и все, перестало клевать… Хорошие? На праздник изжарим, на угощение. Послезавтра — День Победы. Не забыли, дядя Юра.

— Скажешь тоже — забыл! Такие дни разве забывают?

— А вы его уже дома будете встречать. Успеете доехать?