– Теперь это свет, – объяснила она. – Разве вы не замечаете, что он постоянно мигает? – Она сосредоточила взгляд на вагонных лампах, пока у неё в глазах не появились танцующие световые точки. Свет хрустальных ламп раз за разом мерк, подрагивал, а потом опять ярко вспыхивал.
– Не постоянно, – возразил Касим, поражённо протирая глаза. – Свет мигает, только когда рядом ты, Флинн.
Пегс резко отложила ложку.
– Это несправедливо! – пожаловалась она. – Ну почему вспомогательные приспособления Стефенсона не обращаются прямо ко мне? Мои родители оба были павлинами. С высшими оценками в аттестатах.
Флинн не сердилась на глупые претензии Пегс. Она пыталась перевести мерцание света в буквы, но голова её была заполнена слишком многими посторонними вещами: острым запахом маринованных огурцов и сметаны, бряканьем столовых приборов, пиликаньем Якуба на чемодане-скрипке, миссис Штейнман, громко распространяющейся о тигриках, и не в последнюю очередь Пегс и Касимом, которые наблюдали за Флинн с выражением ожидания на лицах.
Флинн раздражённо захлопнула книгу Стуре.
– Простите меня, – сказала она, так быстро покидая вагон-столовую, что друзья только ошарашенно смотрели ей вслед.
Снаружи, на соединительном мостике между столовой и чайным баром надвигающаяся зима встретила Флинн рёвом бушующего ветра и предвестием ясной звёздной ночи. Флинн осторожно балансировала по замёрзшему металлическому мостику. Чтобы расшифровать мерцание, ей требовалось какое-то спокойное место. Но когда она протянула руку к железной двери, ведущей в чайный бар, обледеневший металл вдруг беспокойно заблестел.
Флинн с бьющимся сердцем подняла голову. Рядом с дверью, нервно мигая, на ветру раскачивался шестиугольный светильник наружного освещения.
У Флинн было такое ощущение, словно на неё одновременно обрушились и счастье, и проблемы. Быстро открыв книгу Стуре, она принялась просматривать азбуку Морзе.
М, Н, О – расшифровывала она мигающее сообщение. Встречный ветер хлестал ей в лицо, а ночной холод обжигал лёгкие. Сдерживая дыхание, Флинн переводила следующие буквы:
Г, О, затем пауза и З.
Время, казалось, растянулось. Флинн представлялось бесконечным всё вокруг: иней на соснах вдоль путей, мрак, длина послания.
На повороте Флинн, качнувшись, стукнулась о металлические поручни и, зажмурившись, крепко вцепилась в них. Свет лампы отпечатался у неё на сетчатке. Виски пронзила резкая боль.
Наконец-то последнее слово: «
Зажмурившись, Флинн застыла посреди чернейшей тьмы. Секунду у неё перед глазами танцевали звёзды, накатывали круги и волны. Флинн подождала, пока светящиеся волны обрушатся на неё словно море, а затем снова открыла глаза: дымок дальних деревень в размытой тьме, вороны на деревьях да снег на рельсах.
Зрение Флинн обострилось. Магия Стефенсона передала ей морзянкой следующее сообщение:
И Флинн не сомневалась: сейчас это была не помощь, а предостережение.
Приближалась какая-то опасность. Но какая?
Сразу после ужина Флинн отловила Пегс и Касима и затащила их в укромный уголок библиотеки, где было совсем мало павлинов. Спрятавшись за потрескивающими полками и шуршанием книг, она рассказала им о шифре Стефенсона.
– Понимаете? – взволнованно спросила она. – Случится что-то ужасное! Стуре тоже так считает, иначе он не дал бы мне эту книгу про азбуку Морзе.
Касим скривился:
– Стуре трус. Вместо того чтобы самому заняться этим, он сваливает проблему на тебя – только потому, что ты тигрик.
Флинн не могла определить, что привело его в такую ярость – тревога или зависть.
– И что нам теперь делать? – спросила Пегс. При ярком свете настольных ламп лицо её выглядело многослойной бумажной скульптурой. – Мы не можем предупредить никого из учителей. В конце концов, мы понятия не имеем, что именно должно случиться. Или кто это сделает – что бы это ни было.
– Мы знаем, что кто-то хочет уничтожить поезд, – возразила Флинн. – «
Касим распахнул глаза.
– Миссис Штейнман! – воскликнул он. – Наверняка это она желает поезду зла!
Два проходящих мимо пятиклассника смерили его недоверчивым взглядом. Пегс быстро наклонилась к нему.
– Ты просто её терпеть не можешь, потому что она не принимает тебя всерьёз, – прошипела она и примирительно добавила: – Хотя мне она тоже не особо нравится. Она даже павлином не была.
Флинн нахмурилась.
– Но это ещё не всё, – осенило её. – Лампы предупреждают нас с тех пор, как в поезд села миссис Штейнман. Может, она так помешана на том, что я тигрик, потому что опасается, что я перечеркну все её планы? С мадам Флорет было что-то похожее… – она осеклась. Мысль о том, что миссис Штейнман видит в ней противницу, испугала её. Она не чувствовала себя ни тигриком, ни спасительницей Всемирного экспресса.