Когда Флинн вошла в тёмный складской вагон, прозвучал мелодичный гонг к началу занятий. Не обращая на него никакого внимания, Флинн пробиралась по лабиринту из стеллажей, заставленных бутылками с водой, склянками с чернилами и туалетной бумагой. Ей срочно требовалось поговорить с Даниэлем, и впервые Флинн надеялась, что Фёдора здесь не окажется. Однако именно этим утром он сидел в своём излюбленном уголке рядом с гамаком. Заметив её, он поднял изумлённый взгляд – совершенно так, как если бы она застала его врасплох за каким-то занятием. Он и правда сидел на коробке с мукой, держа в руке тринадцать маленьких синих свечек. Свечки, видимо, предназначались для студенистого коричневого торта. А торт… для свидания?
У Флинн всё внутри болезненно сжалось. Со вчерашнего вечера она больше не говорила с Фёдором. Казалось, прошли годы.
– Ты не на уроке? – спросил Фёдор. Голос его был каким-то высоким и полным надежды.
Флинн не представляла себе, чтобы хоть кто-нибудь в это утро был на уроке. Даже Ракотобе Лаламби. Даже пёс Ракотобе Лаламби.
– Разве ты не слышал, что случилось? – хрипло отозвалась она. – Якуб пропал. Мне нужно поговорить с Даниэлем.
Узнав о произошедшем, Фёдор помрачнел.
– Даниэль уже несколько часов там с Генри и Дарсоу, – пробормотал он, мотнув головой в сторону паровоза. Похоже, им никак не связаться по радио с центральным бюро. Я предложил им свою помощь, но они меня оттуда вытолкали.
По его каменному лицу Флинн поняла, как он уязвлён.
– Мне жаль. Правда, – она сделала паузу. – Значит, никому к Даниэлю не пройти? – спросила она чуть помолчав. Необходимость ждать, пока она сможет переговорить с Даниэлем, представлялась ей ужасной перспективой!
Мощным ударом, чуть не разломавшим торт, как молния – дерево, Фёдор всадил одну из свечек в бурую глазурь.
– Нет, чёрт побери, даже павлину вроде тебя сейчас туда не войти! – Силясь придать голосу миролюбивый тон, он добавил: – Может, съешь кусочек торта, пока ждёшь?
Сначала Флинн смутилась и рассердилась одновременно. Она почувствовала, как страх и тревога затягивают её в какой-то тёмный водоворот, в полную ужасов кроличью нору, и поникла без сил.
– Не хочу объедать твою подругу, – сказала она, ощутив, как страх и тревога превращаются в простое беспокойство. Ну и пусть у Фёдора подруга – но это же не так ужасно, как факт, что меньше двенадцати часов назад во Всемирном экспрессе исчез ученик.
Флинн, вероятно, должна была быть готова к тому, что такое случится. Случится
– Какую подругу? – спросил Фёдор с выражением такого ужаса на лице, что Флинн всерьёз оскорбилась. Неужели он думает, что её так легко одурачить?!
Глаза её мигом скользнули к томику «Анны Карениной», где лежали фотографии прекрасной балерины. Фёдор, проследив за её взглядом, издал радостное «Ха!». Это внезапное восклицание повисло в воздухе как слово в диалоговом шаре комикса.
Флинн бросила на него удивлённый взгляд, а Фёдор в полном спокойствии продолжал втыкать в пирог свечки.
– Ты имеешь в виду Катеньку, – тихо сказал он, и голос его вдруг зазвучал надтреснуто, как музыкальный инструмент, слишком долго хранившийся при неправильном температурном режиме. – Она в воскресенье специально приехала во Львов, чтобы повидаться со мной. Она живёт в Санкт-Петербурге и учится там в балетном училище, чтобы когда-нибудь танцевать в Большом театре. Она мечтает об этом.
У Флинн внутри всё сжалось. Фёдор говорил об этом с такой нежностью, что его хриплый голос походил на мурлыканье кота.
Он поднял голову.
– Это моя сестра, – сказал он укоризненно и в то же время с глубокой печалью, словно иметь такую талантливую сестру равносильно проклятию. – Катенька Куликова, – прибавил он. – Когда-нибудь это имя будет известно каждому танцовщику в мире.
От неожиданности Флинн чуть не упала. Без привычного при движении поезда покачивания ей внезапно оказалось трудно удерживать равновесие. Из-за этого недоразумения ей стало так стыдно, что больше всего хотелось тут же выйти из вагона, но ватные ноги не держали её. Она быстро опустилась на деревянный ящик, который Фёдор подвинул к её ногам.
Несколько секунд Флинн просто молча сидела, не сводя глаз с желеобразного торта. Она так обрадовалась открывшимся обстоятельствам, что не могла думать ни о Якубе, ни о Йонте. Ей хотелось всего лишь дождаться Даниэля – но не говорить с ним. Не сейчас, когда она сидела с Фёдором на складе, как неделю назад, – так, словно это было самым естественным занятием в мире. Словно склад, и был целым миром и ничего, кроме него, не существовало.