Флинн обжигал холодный зимний воздух. Кряхтя от напряжения, она вцепилась в последний поручень. Влажные от пота руки неприятно покалывало. А вдруг Фёдор всё-таки прав? Для конца сентября вокруг навалило поразительно много снега…
Едва Флинн добралась до старого, покрытого копотью паровоза, как в нём открылась маленькая дверь. Войдя в узкое тёмное помещение, Флинн вздрогнула. Она знала, как закопчён, обшарпан и промаслен паровоз снаружи, но изнутри он выглядел прямо-таки устрашающе. Раскалённые угли со свистом выталкивали искры в маленькое наполненное дымом и механическим рёвом помещение, где было черно как ночью. Ей показалось, что её со всеми потрохами проглотило какое-то железное чудище.
– Эй, мадемуазель, вот это встреча! – пробился сквозь копоть и грохот чей-то голос.
Прищурившись, Флинн увидела стройного светловолосого человека, от сапог и перчаток до кепки покрытого угольной пылью. Через секунду Флинн узнала Генри, первого машиниста. Несмотря на волнение, она постаралась ответить на его улыбку.
– И чему тут так по-идиотски скалиться?
Улыбка застыла у Флинн на губах. Из-за спины Генри, громыхая тяжёлыми сапогами, выступил Дарсоу. Подобно мрачному исполину он, скрестив руки на груди, сплюнул на пол под ноги Флинн.
– Ну, это уж слишком! – призывая его к порядку, воскликнул Генри. – Не будем забывать о хороших манерах!
«Чтобы не забывать о хороших манерах, для начала их нужно иметь», – в ярости подумала Флинн. О брате Даниэля она знала две вещи: он работает вторым машинистом и терпеть её не может. Сейчас это снова проявилось со всей очевидностью – он буравил её взглядом тёмных глаз, искрившихся ненавистью.
– Из-за твоей матери мы не можем наладить контакт с центральным бюро Всемирного экспресса, – наехал он на Флинн. – Она блокирует связь! – И словно в этом была виновата Флинн, он грубо схватил её за руку и поволок в левый угол.
Споткнувшись о стоящий там у стены короб, Флинн стукнулась о него головой.
– Ай!
Короб был сделан из когда-то блестящего, но от огня и грязи ставшего матовым золота. Он гудел, словно созданный по магической технологии.
Потирая ноющий затылок, Флинн украдкой рассматривала короб. Он выглядел так, как, по её представлению, должны были выглядеть телефоны восемнадцатого века – если бы тогда они уже существовали: массивный, странный и немного с магией.
– Ты вообще думаешь, что важнее?! – накинулся на неё Дарсоу. – Исчезнувший павлин – или утренняя болтовня за чашкой кофе?! – Его мощная туша приблизилась настолько, что Флинн чувствовала себя зажатой между ненавистью Дарсоу и чёрными стенами паровоза. Она казалась себе мышью в мышеловке, маленькой и бессильной.
– Скажи своей матери, чтобы освободила линию! – пролаял Дарсоу, словно Флинн так ничего и не поняла. Он сунул ей в руку металлический наушник в форме жестяной консервной банки, соединённый с допотопным радиотелефоном.
Приложив его к уху как можно плотнее, Флинн прижалась к стене рядом с золотым коробом, чтобы не загораживать проход Дарсоу и Генри. Оба машиниста изучали её испытующим взглядом.
– Алло? – тихо позвала Флинн. Ей бы не хотелось, чтобы Дарсоу присутствовал при её разговоре с матерью, но попросить его выйти из паровозной будки казалось ей опасным для жизни. Несколько секунд она вслушивалась в доносящиеся до неё шорохи, треск и молчаливое негодование, а затем внезапно раздался искажённый голос:
– Это кто там опять? Я хочу говорить с моей дочерью, снобы закомплексованные!
Флинн потребовалось время, чтобы за помехами и треском узнать голос матери.
– Это я, мам, – быстро проговорила она. Несмотря на гнев в голосе матери, она чувствовала, как в душе у неё вспыхивает что-то тёплое. Мать действительно хотела поговорить с ней! Повисла пауза, и во взглядах Генри и Дарсоу Флинн ощущала немое любопытство и ожидание. Мечтая исчезнуть в копоти как одна из искр, она ещё сильнее вжалась в стену. – Мам?
– Ах, как интересно! – пробился из наушника голос матери. – Наконец-то после недельного молчания я слышу свою дочь!
Флинн зажмурилась, защищаясь от пыли, дыма и упрёков.
– До тебя не дошло моё письмо? Я тебе и открытку написала, – поспешила сказать она и боковым зрением заметила, как Дарсоу закатил глаза. Она почувствовала себя крошечной-прекрошечной в слишком большом для неё мире.
– Да, и, похоже, это всё, что я сейчас могу получить от своих детей! – выкрикнула мать так внезапно, что Флинн показалось, будто из наушника подул ветер. – Открытка с любительскими стишками и ещё одна с сомнительным оптимизмом! Большое спасибо!
Флинн в испуге кусала губы. Ей ни на секунду не пришло в голову, что, вероятно, не слишком тактично посылать матери что-то так сильно напоминающее об исчезновении Йонте. Больше всего ей хотелось стукнуться головой о светящийся распределительный щит – такой глупой она себя ощущала.