Поезд пишет пароходу

— Ты чего?! — Ленька толкал меня вперед. — Давай не тормози. «Я не успел разглядеть, что это была за штука, о которую я споткнулся, как вдруг меня осенило: люк! Это кораблик с двойным дном, возможно, мы пройдем еще чуть дальше, а потом попросту провалимся. Этот кораблик прислал отец — человек с двойным дном, шпион. Теперь он стоит на каком-нибудь причале, курит и ждет.

— Заснул, что ли? — Ленька снова толкал меня вперед. — Интересно, где у них тут радиорубка? А еще должны быть кубрики, кают-компания — я читал, — разглагольствовал Леня, а я глаз не мог оторвать от пола.

Возможно, настоящий люк — невидим. Ступим на какую-нибудь плиту, а она ррраз — и перевернется, и мы упадем в трюм. Я пытался почувствовать пустоту под ногами, но ощущал только гулкость железного пола, теперь она неприятно отдавала в ступни. И тут я увидел впереди еще один люк — вот это уж точно он.

— Эй, ну что же ты плетешься!? — подгонял Ленька (остальные уже дошли до конца коридора и свернули за угол; они ничего не услышат — пронеслось в голове).

— Я не плетусь, — сказал я и не узнал свой голос — он был звонким и ломким. — Видишь люк? Кто наступит — тот козел! — Я опять не узнал свой голос. У него появилось муторное обморочное эхо — так бывает, когда слышишь себя во сне. Потом я разбежался и перепрыгнул. Леня перепрыгнул тоже. Мы повернули за угол, поднялись по лесенке, жмурясь от солнечного света, вновь ступили на желтый пол палубы. (Других посетителей мы уже не встретили, и две Софии Ротару тоже куда-то исчезли, то ли вышли раньше, то ли — кто знает? — может, их-то как раз и похитили.) Коротышка щелкнул арахисовыми пальцами, улыбнулся — мы перепрыгнули на набережную, на надежный теплый асфальт.