Поездка к Солнцу

Во всяком случае, она и слова не сказала, когда Вера Андреевна разговаривала с ламой. А разговаривала Вера Андреевна очень строго, как умела только она. Хромой Бадма выслушал учительницу спокойно и угрожающе ответил:

— Сам поеду. В сельсовет жаловаться буду. Я законы знаю. Моя девка! Всё равно приеду, заберу Дулму.

— Так ли уж нужна вам Дулма? Я думаю, что вы больше заботитесь о добре, которое заработала в колхозе Бутид Балбарова.

— Зачем так говорить? Бутид сестра мне родная была. Не чужим людям — брату добро должны отдавать.

Вера Андреевна сказала тихо, чтобы не слышала бабушка Долсон, и довольно внятно, чтобы услышал хромой Бадма:

— Уезжали бы вы отсюда подобру-поздорову. Нечего вам здесь делать.

Бадма усмехнулся и глянул в упор своими толстыми веками на бабушку Долсон.

— Гонят из твоей юрты ламу, почтенная Долсон Доржиевна.

Бабушка поклонилась и сказала:

— Совсем глухая стала.

Хромой Бадма громко закричал:

— В сельсовет поеду! На сына твоего жаловаться буду!

Бабушка Долсон горестно развела руками:

— Совсем глухая стала, ламбагай!

Хромой Бадма молча пошёл к юрте, вынес оттуда седло и заковылял к своей лошади, которая паслась неподалёку.

Бабушка Долсон пошла в юрту, погладила Дулму и Няньку и сказала Дулме всего два слова:

— Сиди тут.

Она вышла проводить хромого Бадму. Покорно стояла она, сцепив на животе пальцы рук и непрерывно кланяясь ламе.

— Приеду ещё, — хмуро проронил старик.

— Ждать буду, ламбагай.

Бадма усмехнулся: услышала его Долсон всё-таки. Хромой Бадма тронул лошадь, и она с места пошла рысью.

А в это время как раз возвращался на Рыжике Андрейка.

Бадма придержал коня, смерил мальчика своими невидящими глазами, и тут Андрейка увидел за толстыми веками ламы чёрные угли.

На ночь Андрейка снова попросился спать в юрту к бабушке Долсон. Он должен увидеть, как едят боги.

Андрейка знал уже, что большие боги, которые стоят в дацане, едят всё. Люди кладут на медные тарелки бумажные, серебряные деньги. Боги съедают их. Они едят живых баранов и шерсть, бидоны с мёдом и сметаной, куски новой мануфактуры. Они едят всё, что приносят им в дар люди.

Но куда помещается еда у маленьких богов бабушки Долсон? Вот что было интересно. Очень Андрейке надо посмотреть, как едят боги. Но это нелегко. Все люди едят днём, а боги — ночью. Обязательно ночью.

Андрейка засыпает в юрте бабушки Долсон. Но так думает бабушка. На самом деле Андрейка закрывает глаза и ждёт.

В оконце светит луна. Боги поблёскивают на своём месте. Они не шевелятся и ждут, когда уснёт мальчик. Они ждут так долго, пока он на самом деле не засыпает.

А утром мисочки около богов стоят чистые. Боги не только всё съели из них, но и вымыли мисочки.

И опять бабушка рада: хромой Бадма уехал, но боги на неё не сердятся за это.

На вторую и на третью ночь, как ни старается Андрейка, всё равно засыпает.

И на четвёртую ночь Андрейка тоже заснул.

Проснулся он в одну секунду. В юрте было темно, но что-то упало — и он проснулся. Было слышно, как кто-то возится около стола. Конечно же, это ели боги: Андрейка сразу догадался.

В окошечко юрты пробивался слабый свет.

Андрейка пригляделся — и то, что он увидел, несказанно удивило его.

Ещё бы: Нянька стояла на задних лапах, положив передние на столик с богами, и вылизывала из миски мёд.

Андрейка тихо и радостно рассмеялся. Теперь он знал всё. Он закрыл глаза, сделал вид, что спит, а потом и в самом деле заснул.

Ну, а когда проснулся, бабушка весело сказала, что ночью тот бог, который ел мёд, слез на землю, и вот пусть Андрейка посмотрит: бог этот стал чистый, как будто вымылся в воде. На нём больше не было мёда.

Андрейка вспомнил всё, что он видел ночью, и посмотрел на Няньку: она лежала на овчине, тоже будто спала, а на самом деле поглядывала одним глазом то на бабушку, то на Андрейку. Она не была такой хитрой, как Андрейка, и поэтому часто-часто помаргивала длинными рыжими ресницами.

И вдруг он задумался: а кто же ел из мисочек, когда в юрте ночевал хромой Бадма? Нянька ведь в юрту не заходила. В первую ночь в мисочках осталась еда. Кто же съедал её потом?

Надо всё рассказать учительнице и спросить её.

Летят лебединые стаи

Целые поляны цветов, жёлтых, голубых, оранжевых, красных, смешались в зародах сена с травой.

Степь всё лето стояла пёстрая, цветистая, а сейчас в тех местах, где прошли сенокосилки, она стала гладкой, ровной и удивительно чистой. Она не была уже такой зелёной и особенно по утрам, подёрнутая инеем, словно бледнела. Но это только по утрам.

А стоило солнцу чуть подняться, и степь будто оттаивала и принимала свою прежнюю окраску.