Читаем Поездка в Хиву полностью

Не обращая внимания на раздраженные взгляды Назара и проводника, не желавших делиться едой, я жестом пригласил его присесть рядом с ними.

Эти два дикаря составляли весьма причудливую картину: зачерпывая руками плов из котла, они то и дело бранились и злобно поглядывали на туркмена, который наверстывал упущенное и ел быстрее, чем они. Мне вручили большую тарелку риса с мясом, оказавшегося, несмотря на грубую манеру его приготовления, очень и очень вкусным блюдом.

Пока все это продолжалось, к нам подъехали три хивинца. Один из них был купцом, возвращавшимся из Оренбурга. Там он продал свои тюки с хлопком и направлялся теперь в Хиву с русским товаром, включавшим ножи, посуду и ситец разнообразных оттенков, какой пользовался большим спросом в ханских владениях.

Это был крепко сложенный сильный мужчина ростом пяти футов и десяти дюймов. Его облачение состояло из стеганого оранжевого халата, туго подпоясанного длинным красным кушаком, и высокой каракулевой шапки черного цвета, конусом украшавшей его голову. С плеч его до самых ног ниспадала громоздкая накидка из овчины, и с учетом черной как смоль бороды, а также пронзительного взгляда темных глаз он мог бы рассчитывать на крупные гонорары в качестве натурщика для любого художника.

С целью обороны хивинец был оснащен длинным одноствольным ружьем. Ствол его, раструбом расширявшийся на конце, покрывали сирийские орнаменты. Оружие выглядело хрупким, и я не мог избавиться от мысли, что при выстреле оно будет опаснее для своего владельца, чем для врага. Короткая, богато украшенная сабля довершала боевой арсенал нашего гостя.

Он путешествовал в сопровождении двух своих соотечественников, прислуживавших ему. Те тщательно следили за товарами своего хозяина и были вооружены подобно ему. Если бы кому-нибудь из лондонских антрепренеров, ищущих для спектакля группу живописных разбойников, удалось заманить эту троицу в их нарядах на свою сцену, он заработал бы на них кучу денег.

Караван купца состоял из двенадцати верблюдов с четырьмя погонщиками и пяти ведомых коней. Сам он управлял отличной серой кобылой, которую впоследствии я попытался у него купить, но ни одно мое предложение не соблазнило владельца расстаться со своим животным.

Он немного говорил по-русски, выучив этот язык, пока торговал в Оренбурге. Я налил ему стакан чаю, и он присел на корточки рядом с огнем. За разговором ему пришла в голову идея объединить наши караваны и продолжить путешествие вместе, дабы уменьшить риск, связанный с возможным нападением киргизских разбойников. Он также уведомил меня о том, что дорога, по которой мы шли целый день, ведет прямиком в Хиву, но в расположенном неподалеку местечке, известном у киргизов под именем Тан-Сулу, от нее отделяется боковая тропа, ведущая в Петро-Александровск.

Проводник мой, однако, явно не одобрял ни вновь прибывшего, ни его плана, заявив, что в Хиву мы не идем, а направляемся в русский форт, поскольку у него имелся твердый приказ доставить меня именно в Петро-Александровск. Назар в то же самое время шептал мне на ухо об опасности, какую могут представлять хивинец и его спутники с учетом их численного превосходства над нами.

Проводнику и Назару со всей очевидностью претила идея слияния караванов, однако истинным их мотивом, я полагаю, служило опасение за еду; окажись аппетит хивинцев еще более ненасытным, чем у туркмена, а мое гостеприимство таким же щедрым – оба они могли остаться без ужина.

Вскоре я принял решение. Оно опиралось на полученные мной от купца сведения о хивинской дороге. При условии, что я смогу убедить его в необходимости спешить наравне с нами, я вознамерился идти дальше вместе.

Услыхав от меня об этом, Назар затряс головой и сослался на двадцать дней, необходимые тяжело нагруженным верблюдам хивинца на то, чтоб дойти до Хивы, даже если проводник не бросит нас. Тут я вспомнил о корме для лошадей, рассчитанном всего на четырнадцать дней, а купец подтвердил, что в Хиву намерен прибыть не ранее как через три недели, поэтому от его предложения пришлось отказаться.

Проведя у нашего костра полчаса, хивинец откланялся, но вскоре прислал слугу с просьбой оказать ему честь и отведать чаю у него в лагере.

Купца и его спутников я нашел в небольшом овраге, примерно в ста ярдах от нашей кибитки расположившимися вокруг огня. От ветра они защитились таким же образом, как и мы, а для пущей надежности возвели еще снежную стену, прикрывавшую их от самых резких порывов. Погонщики разгрузили своих верблюдов и теперь лопатами убирали снег, чтобы их огромные животные могли улечься на сухое место. Если этого не сделать, лежащие на снегу верблюды растопят жаром своих тел снег под собою и застудят животы, отчего, случается, они частенько гибнут. Багаж и седла располагались вокруг очищаемого участка с целью защиты верблюдов от ветра. Среди хивинских погонщиков я увидел и нашего туркмена, который привел трех своих верблюдов в это временное убежище.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

На нашей планете осталось мало неосвоенных территорий. Но, возможно, самые дикие и наименее изученные – это океаны мира. Слишком большие, чтобы их контролировать, и не имеющие четкого международного правового статуса огромные зоны нейтральных вод стали прибежищем разгула преступности.Работорговцы и контрабандисты, пираты и наемники, похитители затонувших судов и скупщики конфискованных товаров, бдительные защитники природы и неуловимые браконьеры, закованные в кандалы рабы и брошенные на произвол судьбы нелегальные пассажиры. С обитателями этого закрытого мира нас знакомит пулитцеровский лауреат Иэн Урбина, чьи опасные и бесстрашные журналистские расследования, зачастую в сотнях миль от берега, легли в основу книги. Через истории удивительного мужества и жестокости, выживания и трагедий автор показывает глобальную сеть криминала и насилия, опутывающую важнейшие для мировой экономики отрасли: рыболовецкую, нефтедобывающую, судоходную.

Иэн Урбина

Документальная литература / Документальная литература / Публицистика / Зарубежная публицистика / Документальное
Французские тетради
Французские тетради

«Французские тетради» Ильи Эренбурга написаны в 1957 году. Они стали событием литературно-художественной жизни. Их насыщенная информативность, эзопов язык, острота высказываний и откровенность аллюзий вызвали живой интерес читателей и ярость ЦК КПСС. В ответ партидеологи не замедлили начать новую антиэренбурговскую кампанию. Постановлением ЦК они заклеймили суждения писателя как «идеологически вредные». Оспорить такой приговор в СССР никому не дозволялось. Лишь за рубежом друзья Эренбурга (как, например, Луи Арагон в Париже) могли возражать кремлевским мракобесам.Прошло полвека. О критиках «Французских тетрадей» никто не помнит, а эссе Эренбурга о Стендале и Элюаре, об импрессионистах и Пикассо, его переводы из Вийона и Дю Белле сохраняют свои неоспоримые достоинства и просвещают новых читателей.Книга «Французские тетради» выходит отдельным изданием впервые с конца 1950-х годов. Дополненная статьями Эренбурга об Аполлинере и Золя, его стихами о Франции, она подготовлена биографом писателя историком литературы Борисом Фрезинским.

Илья Григорьевич Эренбург

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Культурология / Классическая проза ХX века / Образование и наука