Читаем Поездка в Хиву полностью

Купец предложил мне подушку и самое почетное место на ковре, поближе к огню. Затем он вручил мне жестяной сосуд, напоминавший скорее полоскательницу и наполненный тем, что он называл «чай». Это был худший напиток из всех, какие мне довелось пробовать за свою жизнь. Он ничуть не напоминал чай в нашем понимании этого слова – солоноватая настойка из чайных листьев явственно отдавала жиром. Подавив приступ тошноты, дабы не оскорбить принимающую сторону, я выпил отвратительное пойло и собрал воедино все свои познания в области татарского языка:

– Превосходно!

Купец остался весьма доволен моей оценкой:

– Теперь я вижу, что ты не русский.

Назар успел уведомить его о моем британском гражданстве.

– Странная вещь, – продолжал хивинец, – но русские совсем не любят мой чай, а мне его привозят из Индостана. Будешь еще?

К счастью, на выручку явился Назар. Указав на звезды, он напомнил о времени и запланированном вскоре отъезде; таким образом, пожав купеческую руку, я избежал этого искреннего, но абсолютно неприемлемого гостеприимства.

Глава XXIII

Ленивый проводник – Холодный душ – Неподчинение – Как разбудить арабов – Горячая зола лучше холодной воды – Мощь верблюдов при грузоперевозках сильно преувеличена – Кратчайший путь к сердцу татарина – Последствия обморожения


Проводника я нашел растянувшимся на старом коврике подле огня. При моем появлении он не проявил ни малейшей готовности освободить место. Назар тем не менее быстро подвинул его, взяв котелок, наполненный к тому времени уже одним льдом с водой, и плеснув оттуда на голову наглеца. Тот вскочил, разразившись бранью по поводу внезапного омовения, каковое явно не принесло ему радости, затем потуже запахнулся в свою овчину и улегся подальше от костра.

– Намаемся мы с ним, – сказал мой верный слуга. – До утра, говорит, никуда не поедем. Я ему толкую, что вы лагерь свернете в полночь, а он мне в ответ, мол, в таком случае отправляйтесь одни, а он в Казалы вернется.

Обнаружить столь явное неподчинение в среде моих подручных, да еще в самом начале похода было неприятно, и мне оставалось лишь довести ситуацию до ее предела, прежде чем дух неповиновения распространится и на погонщика верблюдов.

– Выходим ровно в двенадцать, – отрезал я. – Разбуди меня, если сам не проснусь.

И, завернувшись надежно в свою овчину, я тут же заснул.

Любопытно, насколько все мы чувствуем время, и, если нам надо проснуться в определенный час, в итоге мы делаем это, частенько пробуждаясь даже немного раньше. Я проснулся в половине двенадцатого, вскочив от испуга, что проспал. Поскольку на погрузку верблюдов требовалось как минимум полчаса, мне следовало разбудить проводника.

Склонившись над ним, я хорошенько его тряхнул; он с трудом разлепил глаза, а увидев меня, недовольно пробурчал что-то и отвернулся. Подобный тип людей трудно поставить на ноги, когда они твердо решили спать до утра.

В пустынях Африки я в свое время намаялся, как говорит Назар, с одним из таких. Тот старик, будучи величайшим любителем поспать, возглавлял мой караван. Однако мне удалось выработать безотказный метод его пробуждения. Он одевался весьма убого и не совсем прилично в понимании обычного европейца. Весь его наряд составляла огромная простыня; по ночам он обматывал ее вокруг себя несколько раз и засыпал, защищенный от ветров, которые в Сахаре весьма чувствительны. Никакие пинки не в силах были разбудить старину-шейха, и наилучшим способом оказалось просто перекатывать его как бревно до тех пор, пока простыня его не размотается и пожилой джентльмен не ощутит холодное дыхание ветра на своем голом теле.

Подобная процедура всегда производила желаемый эффект, и, поднявшись с песка, он, в свою очередь, направлялся к другим погонщикам, повторяя с ними те же самые действия. Однако мой киргизский проводник и туркменский погонщик были одеты далеко не так легко. Их овчинные туалеты были туго подпоясаны ремнями, полностью исключая данный подход к решению проблемы.

К делу я приступил, разобрав стены кибитки и позволив тем самым ветру свободно гулять над моими сонными тетерями. Затем я принялся затаптывать угли в костре. Проснувшийся к этому времени Назар присоединился ко мне и полностью разрешил вопрос, насыпав горячей золы проводнику в овчину. Ражий детина на самом деле проснулся давным-давно, и одно лишь упрямство не позволяло ему встать. Оказалось, что любые толчки и пинки вполовину не так эффективны, как тревога за свою собственность.

Он вскочил на ноги, призвал все, какие возможно, беды на голову Назара и принялся будить туркмена.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах
Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

На нашей планете осталось мало неосвоенных территорий. Но, возможно, самые дикие и наименее изученные – это океаны мира. Слишком большие, чтобы их контролировать, и не имеющие четкого международного правового статуса огромные зоны нейтральных вод стали прибежищем разгула преступности.Работорговцы и контрабандисты, пираты и наемники, похитители затонувших судов и скупщики конфискованных товаров, бдительные защитники природы и неуловимые браконьеры, закованные в кандалы рабы и брошенные на произвол судьбы нелегальные пассажиры. С обитателями этого закрытого мира нас знакомит пулитцеровский лауреат Иэн Урбина, чьи опасные и бесстрашные журналистские расследования, зачастую в сотнях миль от берега, легли в основу книги. Через истории удивительного мужества и жестокости, выживания и трагедий автор показывает глобальную сеть криминала и насилия, опутывающую важнейшие для мировой экономики отрасли: рыболовецкую, нефтедобывающую, судоходную.

Иэн Урбина

Документальная литература / Документальная литература / Публицистика / Зарубежная публицистика / Документальное
Французские тетради
Французские тетради

«Французские тетради» Ильи Эренбурга написаны в 1957 году. Они стали событием литературно-художественной жизни. Их насыщенная информативность, эзопов язык, острота высказываний и откровенность аллюзий вызвали живой интерес читателей и ярость ЦК КПСС. В ответ партидеологи не замедлили начать новую антиэренбурговскую кампанию. Постановлением ЦК они заклеймили суждения писателя как «идеологически вредные». Оспорить такой приговор в СССР никому не дозволялось. Лишь за рубежом друзья Эренбурга (как, например, Луи Арагон в Париже) могли возражать кремлевским мракобесам.Прошло полвека. О критиках «Французских тетрадей» никто не помнит, а эссе Эренбурга о Стендале и Элюаре, об импрессионистах и Пикассо, его переводы из Вийона и Дю Белле сохраняют свои неоспоримые достоинства и просвещают новых читателей.Книга «Французские тетради» выходит отдельным изданием впервые с конца 1950-х годов. Дополненная статьями Эренбурга об Аполлинере и Золя, его стихами о Франции, она подготовлена биографом писателя историком литературы Борисом Фрезинским.

Илья Григорьевич Эренбург

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Культурология / Классическая проза ХX века / Образование и наука