Поездка в Хиву

Погонщик верблюдов наконец начал выздоравливать; лихорадка оставила его, но из-за слабости он все еще не мог сидеть на своем ослике. На нем ехал Назар, предоставив гигантского верблюда туркмену. Немного спустя мы подъехали к усыпальницам каких-то киргизов. Строения были возведены из просохшей на солнце глины и в высоту достигали тридцати, а то и сорока футов. В них хоронили людей побогаче, которые, подобно Аврааму и другим праотцам, кочевали с места на место со своими отарами и стадами, не упуская, впрочем, случая выбрать местечко и поставить на нем гробницу для своих бренных останков.

Так обычное человеческое тщеславие заставляет и нас возводить усыпальницы в память выдающихся персон, однако потомки очень скоро забывают даже имена почивших.

Сколько египтян знают, кто построил пирамиды и для кого они были сооружены? Каково число англичан, способных сказать, кому посвящены статуи в парках и на площадях Лондона? Киргизы победнее, как и собратья их в других странах, не удостаиваются подобного отношения к своим останкам – никакие колонны или могильные плиты не отмечают того места, где тела их обращаются в прах. «Оставь древо лежать там, где оно упало». Сия старинная поговорка уместна здесь как нельзя лучше: выкапывается яма, тело забрасывается несколькими лопатами песка, и этих степных скитальцев если и помнят какое-то время, то разве что по их коням и верблюдам.

Тем временем мы с проводником уехали далеко вперед от нашего каравана. Остановившись, мы твердо решили его дождаться. Здесь проходила граница хивинских земель. Трудно было предугадать, как примут нас местные жители.

Мы прилегли на обочине и почти сразу уснули. После нескольких дней непрерывного пути я так утомился, что постоянно засыпал в седле, судорожно хватаясь за переднюю луку, стоило коню подо мной свернуть в сторону и выбить меня из равновесия. Когда мы проснулись, проводник стал переживать, не прошел ли караван мимо нас в ночной темноте. Склонившись к земле, он тщательно изучил следы: одна из наших верблюдиц отличалась особой метой на заднем копыте, что в итоге позволило моему спутнику найти среди сотен других следов отпечаток ее ноги.

Киргизы обладают исключительным зрением, и мой проводник невооруженным глазом часто различал объекты, которые мне трудно было разглядеть даже в бинокль.

Равным образом меня восхищало его знание местной природы. Когда дорога по временам пропадала, он спешивался в поисках цветов или трав. Если таковые обнаруживались, он мог по их виду определить наше местонахождение.

Книгу Природы этот полудикий киргиз читал с той же легкостью, с какою его мулла читает Коран. Указав мне на горную цепь, возникшую перед нами и протянувшуюся с востока на запад, он объявил, что Календерхана расположена прямо за нею; произведя затем звук поцелуя, проводник прибавил, как соскучился по своей жене.

Ландшафт при нашем приближении к этой гряде становился все более разнообразным. Живописные скалы и массивные скопления сверкавшего кварца радовали глаз. Песчаный ковер пестрел островками наледей, которые то и дело вспыхивали подобно зеркалам под полуденным солнцем. По склонам окружавших нас гор тянулись вниз широкие полосы, оставленные пенистыми потоками, сбегавшими с вершин во время весенних ливней. Пробив себе путь неудержимой силой в узком месте, в широком они вырывались на свободу, распадаясь на множество рукавов, питавших могучую Аму-Дарью.

Согласно проводнику, гряда называлась Казан-Тор. Проход, ведущий через нее к плодородным равнинам, представился мне на первый взгляд серьезным препятствием для вторгающейся армии. Однако на восток эта цепь холмов протянулась не слишком далеко. Примерно в двадцати пяти милях от места, где мы проезжали, она обрывается, и обогнуть ее не составляет труда. ЕПирина прохода равняется приблизительно четверти мили, а протяженность его – около семи миль. Почва содержит все признаки наличия золотоносных жил, и, судя по виду некоторых камней, здесь нелишним было бы провести геологическую разведку на предмет изыскания меди.

Наконец мы выехали на широкую равнину, испещренную многочисленными ручьями и каналами. Берущие свое начало в Аму-Дарье, они используются жителями окрестных аулов для орошения полей жарким летом.

Глава XXVII