Поэзия как волшебство

Перевод начала юношеского стихотворения Э.-А. По «Напев» (Romance):

Romance, who loves to nod and sing,
With drowsy head and folded wing,
Among the green leaves as they shake
Far down within some shadowy lake,
To me a painted paroquet
Hath been – a most familiar bird—
Taught me my alphabet to say—
To lisp my very earliest word
While in the wild wood I did lie,
A child – with a most knowing eye.

Но в то самое время, когда юный кудесник, Эдгар По, переходя от юности к молодости, созидал символизм напевной выразительно-звуковой поэзии, в области Русского стиха, из первоистоков Русской речи, возник совершенно самостоятельно, в первоначатках, символический стих. Поэт, который знаменит, и однако, по существу, мало известен, описывая в 1844 году впечатление от музыки на реке, говорит, точно играя по нотам: —

«Струйки вьются, песни льются,
Вторит эхо вдалеке».

Из стихотворения «За кормою струйки вьются…»

Еще на два года ранее, описывая гадание, он говорит: —

«Зеркало в зеркало с трепетным лепетом
Я при свечах навела».

См. Примечание к 1 абзацу трактата.

В том же, 1842 году он пропел:

«Буря на Море вечернем,
Моря сердитого шум,
Буря на Море и думы,
Много мучительных дум.
Буря на Море и думы,
Хор возрастающих дум.
Черная туча за тучей
Моря сердитого шум».

Это магическое песнопение так же построено все на Б, Р, и в особенности на немеющем М, как первый запев «Рейнского Золота», где волшебник северного Моря, Вагнер, угадывает голос влаги, построенный на В, и Воглиндэ поет: —

«Weiа! Waga!
Woge, du Welle,
Walle zur Wiege!
Wagala Weia!
Wallala Weiala Weia!»

Частично звукоподражательный пассаж, который решимся перевести так:

Воли! Вольно!
Волны, ваш
Вверх вес!
Воля велия
Валом валит влаги!

Русский волшебник стиха, который одновременно с Эдгаром По, слушая нашу метель, понял колдовство каждого отдельного звука в стихе, и у Музы которого —

«Отрывистая речь была полна печали,
И женской прихоти и серебристых грез», —

Эта и следующая цитата из стихотворения «Муза» (1854)

волшебник, говорящий о ней —
«Какой-то негою томительной волнуем,
Я слушал, как слова встречались с поцелуем,
И долго без нее душа была больна», —

этот волшебник, сладостный чародей стиха, был Фет, чье имя как вешний сад, наполненный кликами радостных птиц. Это светлое имя я возношу, как имя первосоздателя, как имя провозвестника тех звуковых гаданий и угаданий стиха, которые через десятки лет воплотились в книгах «Тишина», «Горящие Здания», «Будем как Солнце», и будут длиться через «Зарево Зорь».