Поэзия Латинской Америки

Закат чистейшим златом воздал за все труды…
И женщина, светлея от глаженого ситца
и в волосы вплетенной душистой резеды,
с шитьем или вязаньем на свои порог садится.

Вот девушка проходит, неся кувшин воды, —

ботиики, шаль и посох, чтобы не оступиться.
За часом час минует сонливой вереницей,
Аркадии дыханье чуть шевелит сады.

Все тихо… Лишь из лужиц, синеющих, как нимбы,

доносятся лягушек гнусавые маримбы [258].В озерах алый отсвет заката все тусклей.

Вершины розовеют — как призраки в тумане,

и пыль у горизонта клубится — то крестьяне
усталою гурьбою идут домой с полей.

Пробуждение

Дверь настежь распахнулась, и, млея от истомы,
Алисия и Хлорис, открыть не в силах глаз,
от света влажных, трут их, развеевая дрему,
обрывки сновидений, столь сладких в ранний час.

В фонтане день умылся, невинно обнажась,

и праздный плуг проснулся на ложе чернозема.
Священника сутана степенно, мимо дома
проплыв, с тенями сада цветущего слилась.

Все дышит и смеется. Гора порозовела,

но в снах еще средь звездных скитается дорог.
Кузнечиком старинных пастушеских эклог

бубенчик монотонный доносится несмело.

И ласточки, как ночи, уже разбитой, стрелы,
в зарю хотят вонзиться, летя наискосок.

Возвращение

От почвы материнским повеяло теплом…
Пасется у дороги мул на краю селенья.
Гора под зимним солнцем сияет в отдаленье,
как старая крестьянка в переднике льняном.

А небо благодушно, и веет ветерком.

Пастушка под сосною сидит, обняв колени,
и тучный скот степенно, вразвалку, в направленье
холма бредет, свирелью пастушеской влеком.

Идет пастух, тяжелой вязанкой дров нагружен;

чуть свет он дом покинул, но на закате дня
ему наградой будут уют и сытный ужин.

Кормильца у порога ждет вся его семья,

а верный пес, приходом хозяина разбужен,
вертит хвостом и лает, у ног его снуя.

Сьеста

Все словно замирает в деревне в этот миг.
Лишь колокол порою, бросая отсвет едкий,
на сытой скуке ставит размеренные метки,
докучный, как строптивый зажившийся старик.

Аптекарь подле двери во сне смиренном сник.

Над площадью несется кудахтанье наседки.
Орешника в камине потрескивают ветки,
и у огня священник сидит над книгой книг.

Все мирно в этом доме, и небо кроткой синью

мирским трудам — заботам дарует благостыню.
Вокруг фонтана женщин поющих голоса.

Там стирка, чтобы в праздник мог переоблачиться

крестьянин. А из сада бродячая ослица,
лягаясь, удирает от лающего пса.

Заря