Эти сны, эти сны, Доминика – обезумеешь и проснешься,А сон продолжается: торчит из тебя, как пика, как штык, он.Будто ствол с топором, в тебя всаженным, в землю ты вросся,Сам гневаясь на себя, – что ж застыл, не кричал ты криком?Вновь и вновь подытоживаешь себя: отупевший, отшибленныйот годин своих в этой коре, в этой мялке коварно-глухой ты, как глина сырая.И возвращается сон. Каждый раз он наводит на мину. И гибну я.Разрываюсь на клочья. Теряю себя и теряю.Теряю себя и теряю и вновь нахожу, похищаю, теряю еще тяжелей и глуше,А проснусь – и болит, и болит. Ну и пусть, хорошо, что болеть еще может!Ведь любовь не исчезла, а с юностью только укрылась поглубжев корни. С юностью в снах там живет она все же.О премудрость деревьев! Когда у дороги деревья ввивают ветвьв ветвь, вилу в вилу,так до старости выстоять могут, нерасторжимы.А зимой их зеленая кровь превращается в стон, спускается в жилы,тот же сон видят корни, сплетаясь,- хотя б до тех пор, пока живы.Тот же самый. Те же воспоминания земли и лета,и сами такие же, как когда-то,хоть сосульки, седины древесные, сверху на них наплывают.Это – сон о весне. И весна возвращается, хоть листвойи не столь уж богата.Но ведь капают звезды порой и с сосулек ночами – бывает!Не исчезла! Любовь эта, с юностью в вечном союзе,лишь укрылась поглубже, живет она юности снами.Сны и сны, Доминика! Разбуженный болью, от боли сжимаешься в узели не спишь, и доволен я тем, что хоть боли сознание с нами.