Поэзия в переводах А.И. Гитовича

И ясному солнцу,
И светлой луне
В мире
Покоя нет.
И люди
Не могут жить в тишине,
А жить им
Немного лет.
Гора Пэнлай[92]
Среди вод морских
Высится,
Говорят.
Там, в рощах
Нефритовых и золотых
Плоды,
Как огонь, горят.
Съешь один
И не будешь седым,
А молодым
Навек.
Хотел бы уйти я
В небесный дым,
Измученный
Человек.

Стихи о краткости жизни

День промелькнет
Он короток, конечно,
Но и столетье
Улетит в простор.
Когда простерлось небо
В бесконечность?
Десятки тысяч кальп[93]
Прошло с тех пор.
И локоны у феи
Поседели[94]
То иней времени
Оставил след.
Владыка
Взор остановил на деве
И хохот слышен
Миллионы лет.[95]
Остановить бы
Шестерых драконов[96]
И привязать их
К дереву Фусан[97],
Потом, Небесный Ковш[98]
Вином наполнив,
Поить — чтоб каждый
Намертво был пьян.[99]

Хочу ли
Знатным и богатым быть?
Нет!
Время я хочу остановить.

Увидев цветок, называемый «белоголовым стариком» [100]

У деревенских
Глиняных домов
Бреду уныло
По земле суровой,
И на лугу,
Средь полевых цветов,
Гляжу — растет
«Старик белоголовый».
Как в зеркало,
Смотрю я на цветок:
Так на него
Виски мои похожи.
Тоска. Ужели
Этот карлик мог
Мои печали старые
Умножить?

Ссылаемый в Елан, пишу о подсолнечнике [101]

Я стыжусь: ведь подсолнечник
Так защищает себя[102]
А вот я не умею,
И снова скитаться мне надо.
Если все же когда-нибудь
Буду помилован я,
То, вернувшись, займусь
Лишь цветами любимого сада.

Поднявшись на Фениксовую террасу у Цзиньпина [103]

Когда-то бывали фениксы здесь,
Теперь — терраса пуста,
И только река[104], как прежде, течет,
Стремительна и чиста.
И возле дворца[105], что был знаменит,
Тропинка видна едва.
И там, где гремели всю ночь пиры,[106]
Курганы, цветы, трава.
И речной поток у подножья гор
Проносится, полный сил,
Здесь остров Белой Цапли[107] его
Надвое разделил.
Я знаю, что солнце могут закрыть
Плывущие облака:[108]
Давно уж Чанъаня не вижу я
И гложет меня тоска.

Су У [109]

Десять лет он у варваров
Прожил в жестоком плену,
Но сумел сохранить
Доверительный знак государев.
Белый гусь столько раз
Пролетал, возвещая весну,
Но письма не принес
А скрывался, крылами ударив.
Пас овец он — Су У
В чужедальнем и диком краю,
Там, в горах и степях,
Тосковал он о родине милой.
Ел он снег, проклиная
И голод, и долю свою,
Пил он воду из ям,
Если летняя жажда томила.
А когда, получивший свободу,
Он тронулся в путь,
Обернулся на север
И вспомнил снега и морозы,
Вспомнил нищенский пир,
Где склонился он другу на грудь,
И заплакали оба
И в кровь превращалися слезы.

По ту сторону границы [110]

I