Потребность вырваться из ада Поэтовых игрищ все же реальна, и на нее по-своему отвечает Уэйд. Он остается у меня на ночь, и не на диване. Наступает утро с нашими обязанностями, приправленными убийством. Ко мне Уэйд приехал, будучи уже ангажирован на отлов серийщиков – спецкурс для командированных в более крупном офисе Сан-Антонио. Под прессингом расписания он спешно принимает душ и одевается (да, он приехал со сменой одежды – предусмотрительность, дающая повод задать ему перцу, но я этого не делаю). Компанию он составил достойную – и в личном, и в служебном плане. Приезжал сюда ради меня. Так что мне ли ругать его за то, что он хороший друг?
Я все еще в шортах и маечке, которые успела надеть, пока он собирался. На подходе к двери Уэйд ловит меня за руку и притягивает к себе. Целует меня так, словно я по-прежнему его девушка, и я не сопротивляюсь. Повтор той же утренней процедуры, что была у нас несколько недель назад. Мы оба знаем, что продолжать такое из раза в раз я не готова. Это не наш стиль.
– Будь осторожна, – велит Уэйд голосом, грубоватым от смеси эмоций и настойчивости, выдающих его истинную тревогу. – Ты меня поняла?
– Ты тоже, – отвечаю я, потому что, несмотря на уверенность, что убийства в моей жизни коренятся все же в поэзии, а не в людях, меня по-прежнему точит то, что эту ночь он провел здесь.
Несколько секунд мы с Уэйдом смотрим друг на друга, но ничего больше не говорим. Поскольку оба знаем, что сказать нам нечего. Мы рискуем своими жизнями каждый день, и ожидать чего-то друг от друга можем лишь постольку-поскольку; вероятно, в этом проблема таких, как мы. Нет никого, особенно среди людей нашего круга, кто в любви к нам мог бы ощущать себя комфортно и в безопасности. Уж лучше нам быть одинокими.
Едва заперев за Уэйдом дверь, я хватаю свой телефон и активирую новое приложение, которое он мне установил и которое позволяет видеть мою входную дверь. Ага, работает. Я знала, что запустится без проблем, но, к сожалению, только такая проверка и успокаивает нервы. Поэт по-прежнему у меня под кожей.
Я иду в спальню с намерением одеться для утренней пробежки, но возле шкафа останавливаюсь. Идти сейчас на улицу мне нельзя. Не исключено, что там меня подкарауливает Поэт, и одному богу известно, к чему это может привести. С досадливым рыком я отправляюсь на кухню, кидаю в ведро пустую бутылку из-под вина и наливаю себе чашку кофе. Вдыхая ароматный парок, сажусь с текстом «Сонета 60» и между глотками выписываю каждую его строчку, ища смысл за пределами моего первоначального восприятия стиха прошлой ночью. Аннотация на веб-сайте гласит: «Данное стихотворение пытается объяснить природу времени, а также то, как оно проходит и воздействует на человеческую жизн
Хотя с такой трактовкой я согласна не полностью, человеческая жизнь все время связана с высшими силами, с Богом. А он считает себя божеством…
Я бегло прочитываю оба фрагмента, обнаруженные на местах преступлений. Сначала – тот, что был оставлен прошлой ночью на теле Дэйва:
Но время не сметет моей строки,
Где ты пребудешь смерти вопреки.
Затем – то, что нашли при Саммере:
Кто смеется в зубах у ненастья,
Тем не менее чая сквозь тьму
Отыскать среди звезд тропку счастья,
Где б Хозяин явился ему.
Ум незыблемо возвращается к тому, что ставилось во главу угла изначально.
Поэт мнит себя богом.
Саммера и Дэйва он счел недостойными жизни, что возвращает меня к контрасту между этими двумя типажами. Саммер поэзией наслаждался. Дэйв ее терпеть не мог. Но, так или иначе, у обоих была с ней связь, будь то через любовь или ненависть. Ну а Робертс? Технически он был с ней связан посредством дела, которое вел, но он не умер и передает послание стихами.
В таком вот логическом тупике я направляюсь в ванную принять душ, и к тому времени как надеваю свой стандартный брючный костюм, на этот раз с изумрудно-зеленой шелковой блузкой, ко мне приходит вывод. Возможно, они оба вызвали у Поэта обиду. Это единственное, что имеет смысл.
Вот бы сейчас обратиться к деду, который когда-то был специалистом в области литературы и поэзии, достаточно здравомыслящим, чтобы обсудить эту тему со мной… Но теперь этого уже не сделать. Те дни безвозвратно ушли, и надо будет прибегнуть к мнению тех, кто как-то в этом разбирается. Я сажусь за ноутбук и какое-то время навожу справки, после чего отправляю несколько мейлов.
Как раз когда я собираю сумку к выходу, мне звонит Лэнг:
– Убийца разгуливает на свободе, а она, видите ли, прохлаждается… Женщина, ты чего?
Я смотрю на часы: конечно же, уже девять, когда я обычно на рабочем месте с восьми.
– Я занималась материалами дела. А что это вы, черт возьми, мне на ночь глядя отмочили с Уэйдом?
– По закону, отказываюсь свидетельствовать против себя. Ты на работу идешь или нет? У нас тут теперь целая армия помощников.
– Выяснилось, где он взял цианид?
– Один из наших новых спецов над этим работает. Ты на работу выдвигаешься? – повторяет Лэнг.
– Скоро там буду.
Я кладу трубку. Он перезванивает:
– «Там» – это где, черт возьми? Ты куда засобиралась?