Поэзия зла

Здесь есть еще и блокнот с записями моего деда, и я смотрю на строку, сделанную его еще вполне твердым почерком: «“Бесплодная земля” Т. С. Элиота: Второе издание с аннотациями». Томас Элиот не только нобелевский лауреат и один из самых выдающихся поэтов своей эпохи, но еще и один из любимых авторов моего деда. «Бесплодная земля» – вещь глубоко эмоциональная, написанная после Первой мировой войны; состоит из пяти частей. До сих пор помню их последовательность: «Погребение мертвого», «Игра в шахматы», «Огненная проповедь», «Смерть от воды» и «Что сказал гро м».

В блокноте – цитата, взятая из последней части. По иронии судьбы, если рассуждать на тему «судов» Поэта, эта часть как раз и завершается картиной суда:

В этой впадине гнилостной между горами

В утлом свете луны трава поет

Пониклым могилам…

Эти слова цепляют за живое, и по спине вдруг пробегает дрожь, пробуждая что-то темное, вязкое… Образ обнаженного Дейва, привязанного к стулу, заставляет меня вскочить на ноги. Тяжелое предчувствие гнездится глубоко в моем нутре, и я знаю: Ньюман Смит хотя и мертв, но Поэт все равно будет теперь обитать в моих кошмарах. Глава 90

Уэйд звонит прямо перед тем, как я укладываюсь спать, – в свою первую ночь без значка.

– Твой уход меня не удивляет.

– Он удивляет даже меня.

– Все это витало в воздухе, после того как умер твой отец, а ты захотела перейти в отдел внутренних расследований. Значит, ты готова к переменам.

– Это разговор о вербовке в ФБР?

– Отнюдь. Ты просто сняла розовые очки своей матери и через это сразу изменилась.

Он приводит в пример многие разговоры, что велись у нас в те месяцы.

– Это плохо?

– Это необходимо. По сути это часть того, чем мы занимаемся и как выживаем. И это же делает нас лучше в наших делах. Мысли обогащаются, а сами мы становимся более разноплановыми.

– Не знаю, что в этом для меня.

– Ничего, разберемся. Отдыхай. Ты – свободная женщина, а в мире стало одним убийцей меньше.

На этом мы заканчиваем, а меня за машинальным прокручиванием нашего разговора накрывает сон. Нежданно благим образом я сплю безо всяких кошмаров и наутро просыпаюсь бодрой и освеженной, хоть и без значка.

Начинаю свой день с пробежки. Честно говоря, что-то в истории с самоубийством Ньюмана меня по-прежнему гнетет, хотя и не так явно. Я не даю этим мыслям ходу, а беру и включаю в «ушах» Гарта Брукса, выкидывая Поэта из головы. Моя пробежка заканчивается у кофейни, где я внезапно спохватываюсь, что ничего не слышу ни от Лэнга, ни от своего крестного. Лэнг еще ладно, но шеф?.. Ему-то, по идее, должно быть небезразлично, что я подала в отставку; хотя и первой к нему я тоже не обращалась.

Со стаканом кофе выхожу на улицу. В какой-то момент мимо меня снова дефилирует бегун в неоновых туфлях, разом воскрешая воспоминания о той сумрачной злобе, что ощущалась непередаваемо знакомой и близкой. Бегун наверняка обитает где-то по соседству. Я сама, бывает, пересекаюсь на дню с одними и те же людьми. Тем не менее сейчас я звоню Чаку и прошу его просканировать «парня в неоновых кроссах» на кадрах с камер. К полудню Чак находит его по съемкам двухнедельной давности. Похоже, это в самом деле просто бегун.

Вскоре после звонка Чака – а возможно, именно из-за него – я шлю все к черту и еду к риелтору, который выставляет мою квартиру на продажу. С наваром от сделки я смогу приглядеть себе что-нибудь в другом месте и жить там, пока не решу, какой станет следующая глава моей жизни. А вечером я после большого перерыва наведываюсь в студию карате, на спарринг с Хитманом Маккоем, прозвище которого – Боек – иллюстрирует его искусное владение руками.

День второй: уже намечены просмотры моей квартиры, а я встречаюсь с мамой на обеде в ее больнице и оставляю о себе очень позитивное впечатление. Затем еду в дом престарелых и застаю там своего деда за партией в шашки. Кто я такая, он не узнаёт. А у меня сердце кровью обливается.

– Экая вы пленительная юная особа, – говорит он, глядя на меня своими по-прежнему выразительными голубыми глазами. Как-то даже не укладывается в голове: разум в них присутствует, а вот ясности нет.

– Вы, сэр, тоже чертовски привлекательны. Я, пожалуй, останусь и посмотрю, как вы тут играете.

Ухожу я в слезах и с заверениями медсестры, что у него бывают минуты просветления и он как-нибудь меня обязательно вспомнит.

– Он частенько о вас заговаривает, – утешает она.

Изрядную часть дня я провожу в тире, размышляя обо всех тех годах, когда из-за карьеры была в разлуке с семьей. Годы, в ходе которых я лишилась своего деда. И в то же время я тоскую без цели, которой у меня теперь нет. Вечер проходит за бокалом вина и мыслями об ужине, который я не заказываю из-за боязни отвлечься от сериала, который все остальные уже давно посмотрели: «Ведьмак» с Генри Кавиллом. Сериал неплохой, но слегка запутанный, что даже кстати. Мне нужно распутывать какую-нибудь загадку, иначе я начну распутывать саму себя.