Читаем Поэзия Золотой Орды полностью

Поэзия Золотой Орды

За слезою покатилась тут слезаИз глазниц, где были некогда глаза.Череп вымолвил: «Однажды ввечеруВосседал я, услаждаясь, на пиру.Кто венец держал, кто — шубу, и сам-другЯ сидел в кругу наложниц и супруг.Слушай тот, кто любит радости земли:На одну из них глаза мои легли,Загорелось вожделение в крови,Я возлег на ложе страсти и любви.Тут придворный весть принес, что у дверейЖдет убогий — просит милости моей.Был охвачен я хотеньем — сверх негоНе желал я знать и видеть ничего.“Дурень, — молвил я ему, — всему свой час,Венценосцу не до милостей сейчас”.Царедворец, чтоб обиду превозмочь,Резким окриком прогнал калеку в ночь.Пораженный этой грубостью большой,Бедный прочь ушел с израненной душой.Грех мой стал ему сопутствовать в пути.Как его я ни искал — не смог найти.Пламень нежности с подругой поделивИ телесное желанье утолив,После в банный я направился покой,Чтоб любовный пот омыть своей рукой.Окатил себя водой из таза — вдругВ голове возник неведомый недуг,Свет в очах моих погас, и в тот же мигКровь отхлынула и желтым стал мой лик.И рабы, узрев упавшего меня,Принесли меня из бани, гомоня,И на ложе возложили, и вокругСели тысячи наложниц и супруг.В страшной немощи лежал я ночью той,Несносимой мучась болью головной.На заре пришли везири и князья,Разных снадобий напробовался я,Не пошло мне ни одно лекарство впрок,Лишь усилил хворь мою Всевышний Бог.Днем умножились страдания стократ,Изнемог я с головы до самых пят,За неделю истерзал меня недуг,В муках я не осязал ни ног, ни рук,Думал я, вступить не в силах в разговор:Кто ж наслал на тело этот сглаз и мор?Вновь явились царедворцы во дворец,Увидали, что приходит мне конец,В плач ударились при виде смертных мук,Отослали прочь невольниц и супруг.Позабыв, кто я такой и что со мной,Государство позабыв с его казной,Так лежал я в забытьи, убог и сир.Вдруг пустыней обернулся дольний мир,И, в глазах являя пламень неземной,Шестиликий ангел встал перед мной.Лица спереди и сзади у него,От него не утаится ничего,На закат и на восход концами крылУказует этот ангел Азраил,В дланях держит чашу смерти и копье,Завершая человека бытие.Он, прижав к моей груди конец копья,Дал испить из чаши горького питья,Изрекая: “Коль придешь когда в себя,Вновь друзей увидишь, Бога возлюбя”.Чуть испил — не стало вмиг земных вещей,Изошла душа из высохших мощей,Ни казна, ни власть, ни весь соблазн землиУдержать ее на свете не смогли».Череп молвил: «Слушай далее, пророк!Снова очи отворил я в некий срок,Вижу — в саване лежу, в земле, впотьмах,Телеса мои, гляжу, истлели в прах.“Где престол мой, — я вскричал, — и где казна?Кони где мои и шубы, где страна?Где рабыни и супруги, все блага,Где рубины, изумруды, жемчуга?Где друзья и то приятное житье,Где изысканные яства и питье?”Оказалось все тщетой и суетой.Не осталось ничего от жизни той.Тут в могильной шелестящей тишинеДва престрашных существа явились мне.“Кто вы?”, — спрашиваю, ужасом объят.“Мы — загробные писцы”, — мне говорят.Оторвав полоску смертной простыни.На нее мои деянья нанеслиИ сказали: “Ты видал при жизни рай,Ныне адские терзания узнай!”Задрожал я, и застлала очи хмарь:“Что же сделал ты с собою, Череп-царь?”Крепко взяв меня в тиски, в чаду угрозУчинили мне с пристрастием допрос,И на жалобы в ответ — что было силКаждый ангел тяжкой палицею бил.После новые мучители пришли,Раскаленной цепью шею оплелиИ погнали в этом огненном ярмеПрямо в полымя, ревущее во тьме.Жаждой мучимый в той огненной беде,Я молил истошным криком о воде,Но они, разжав мне зубы, средь огняНапоили едкой горечью меня.Я испил ее — и с первым же глоткомВсе нутро сожглось каленым кипятком,Несносимо стало больно животу,Все навек спеклось в гортани и во рту.Снова начали силком меня поить:«Не хочу, — им закричал я, — больше пить!»Палачи меня по окрику старшинЗаковали цепью в семьдесят аршин,Били боем, и напрасен был мой крик,Принялись потом вытягивать язык:С языком, как бич свисающим с плеча,Снова в пламя потащили, волоча,Снова бросили в пылающую печь…Эти муки передать бессильна речь.О пророк, в пределах адского огняНесказанные терзанья принял я.Этот пламень — он жесточе, чем пожар:Этажами вниз идет слоистый жар,И круги его, чем ниже, тем жарчейПолыхают злее тысячи печей.Каждый круг, своим названьем именит,Детям Евы и Адама надлежит.Самый первый круг там “Бездною” зовут,Пыл его невыразимо зол и лют,Лицемеров истязают в том кругу:Там их столько, что исчислить не смогу…А еще узрел я муки, господин,Безобразных обезьяньих образин, —Тех, кто низостью позорил белый свет,Ближним-дальним нанося ущерб и вред.А еще в кругу огня узрел я тех,Что ходили носом вниз — ногами вверх:Это — те, что ублажали гордый нрав,Всё кричали “Я!” да “Я!”, носы задрав.Свыше тысячи ремесел превзойди, —Все равно пред Богом “якать” погоди…Также видел я средь адовых огнейНечестивцев грешных с рылами свиней, —Что сновали по стране вперед-назад,Смуту сеяли в народе и разлад.А еще я видел там другой народ —Слепошарых, что бродили взад-вперед, —Тех, кто век своих грехов не замечал,Но в соседях все огрехи отмечал.Безъязыкий люд я видел в корчах мукИ других, что не имели ног и рук.Те, что корчились, мыча, в кромешном зле,Были судьями когда-то на земле.А лишенные конечностей — в мируИздевались над соседом по двору.И другое племя мучимых тенейВидел я средь очистительных огней.Бродят, свесив языки в аршин длиной,С языков тех истекают кровь и гной.Это — те, кто в прошлом облике земномПравду в кривду превращал своим враньем,Кто двурушничал для грешных заводил,Кто напраслину на ближних возводил.И других людей я видел в адской мгле,Я вовек себя не числил в их числе:На глаза им налепляли палачиЗолотые, раскаленные в печи.Злое золото, как жгучая слеза,Прожигало им и кожу, и глаза.Это — те, кто не творил вовек добра,Сидя сам на куче кучей злата-серебра.Без сознанья, что послал богатство Бог,Никому оно, тщеславное, не впрок.Посмотри ж, какой конец по смерти ждетТех, кто бедных обделяет и сирот!Свыше тысячи ремесел превзойди —Все зазря, когда тщета живет в груди.А когда ты из смиренного числа,Не большой и грех — не ведать ремесла.И еще тужил в аду народ иной:Уголь огненный служил ему едой.Это — те, кто, в сребролюбии суров,Брал лихву и обирал сирот и вдов.У других, лишь полыхнет огнистый меч,То и дело голова слетала с плеч,Но Всевышний вещим промыслом СвоимТотчас головы на плечи ставил им, —Тем разбойникам, что в злобе вновь и вновьГрабя, головы рубили, лили кровь.И других я видел в огненных цепях —Волоса их, волочась, будили страх.Это — те, кто, даже мучась животом.Жадно жрал, не оставляя на потом.В наказанье в адской огненной пылиВолоса их достигали до земли.И других я зрел вдали от благ земных:Эти выглядели хуже остальных.Нагишом они ходили, трепеща:Ни венца на них, ни царского плаща,Кровь струилась с обнаженных жалких тел,Грешный люд на них с презрением глядел.Семь десятков язв открытых на телах,И не счесть печатей, скрытых на челах.Голышом в огне сгорают — не сгорят,Пусть же знают в страхе Божьем стар и млад:Всяк из них когда-то был царем земным,Всяк бахвалился могуществом своим;Но для бедных доли не было у них,О несчастных боли не было у них;Не одели никого, не помогли,Не утешили ничем своей земли;Поскупясь на саван бедному в гробу,Не давали воли пленнику, рабу —Вот и мучаются… Знай же наперед:Всем тот пламень по заслугам воздает».Иисус, в душе питая Божий страх,Повесть горестную слушал, весь в слезах,Речь продолжил скорбный череп в тишине:«Снова ангелы гурьбой сошлись ко мне,Потащили снова волоком меняВ самый нижний круг великого огня.Этот круг зовется нижним оттого,Что числа нет всем терзаниям его.Есть гробница там — огонь вокруг свиреп,“Полезай, — мне приказали, — в этот склеп!”В склеп залез я, и ничтожный облик мойВ трех обличиях предстал передо мной.“Кто вы!?” — я спросил у призраков троих.“Мы — цари, — в ответ услышал я от них. —Выше всех в отчизне днесь стояли мы,Но о том, что будем здесь, не знали мы.Если б ведали, что ждет нас лютый ад,Каждый с нищим поменяться был бы рад.Было б дервишами мыкать нам беду,Чем царями горько мучаться в аду…”В страшном склепе я лежал, не числя дней,Среди гнусных скорпионов, мерзких змей.Плоть мою кусали-жалили они,Поминая мне мои былые дни.Как ни рвали гады плоть мою впотьмах,Снова мясо нарастало на костях.Я в рыданьях и тоске у адских силОблегчения терзаниям просил,Но никто не отвечал моей мольбе,Вызволения не видел я себе.На спасенье были чаянья тщетой,Видно, не было исхода пытке той.Но внезапно меж терзаний в некий час —“Отпустить его! — раздался свыше Глас. —Преисподней он прошел последний круг,Пусть душа его избавится от мук.Пусть он был кафир неверный — по всему,Был он милостив к народу своему,Помогал он бедным-сирым, не чинясь,Не разнились для него бедняк и князь”.Снова подняли меня и вознеслиВ этот мир из преисподних недр земли.Тысячу я в этом мире прожил лет,И четыре — истязал меня тот свет,Вот уж семь десятков лет и много днейИстлеваю в сей пустыне средь камней».

Перейти на страницу: