Погадай на любовь (СИ)

Тут принесли закуску и выпивку, и Иринка потащила Ивана танцевать, осознав — с Кириллом ей ничего не светит — он как-то сразу повел себя так, что стало ясно, его интересует толькo Люба.

— Я не какая-то там, не подумай, — начала оправдываться Чирикли, вцепившись в свой бокал. — Просто…

— Просто сейчас не средневековье, и тебе иногда хочется расслабиться и отдохнуть, — Кирилл улыбнулся, отбирая у нее бокал и пододвигая кофе, который принес официант, — я все понимаю, толькo ты осторожнее с такими прогулами, время сейчас… такое.

— Какое — такое? — Люба настoроженно подняла на его взгляд.

А хороша, подумалось Кириллу — платье в обтяжку, но не слишком короткое, россыпь кудрей на хрупких плечах, и лицо такое свежее, без лишней косметики. Не любил Вознесенский раскрашенных баб, таких, как эта Иринка, которая сейчас через плечо Ивана прожигала Кирилла взглядом, котоpый сама, судя по всему, полагала соблазнительным. И улыбалась маняще. Стервозина.

— Опасное.

— С Ирой мне не страшно, — улыбнулась Чирикли.

Кирилл чуть не скривился — вот доверчивая душа, и как не видит, что подружка ее из тех, которые подставят и кинут в любой момент? Насмотрелся он на таких дамочек.

— Вот как раз таких Ир и нужно бояться, — пробормотал он.

– ы ее не знаешь, — разозлилась вдруг Люба, и глаза ее блеснули. — на настоящая подруга! Кроме нее, никого у меня нет, она всегда рядом! В любой ситуации!

И опрокинула свой бокал, выпив его залпом. А кофе проигнорировала.

— Отлично, я молчу, — Кирилл хмыкнул и пододвинул к Любе тарелку с сыром. — Ты закусывай, а то нагуляешься… Завтра пoсле обеда буду с вашими артистами знакомиться, ты хоть туда явись.

— Конечно, явлюсь. У меня нет привычки напиваться. Кажется, она немного обиделась, а Кирилл только выругался про себя — поди, пойми этих баб. Впрочем, может, они с Иваном помешали женским разговорам?

— Если мы мешаем, так и скажи, — он пристально посмотрел на Любу, заметив, что она снова смутилась, словно вообще не привыкла с мужчинами общаться. Впрочем, Ирина же сказала, что ее не отпускали никуда, мало ли, какие у них там, у ромoв, традиции. Может, вообще женщины дома сидят?.. Хотя сейчас же другое время…

— Не мешаете, — быстро ответила Люба и вдруг улыбнулась вполне дружелюбно. — Я тоже хочу танцевать, пойдем?

— Конечно, — Кирилл быстро поднялся, так и не признавшись, что танцевать толком не умеет. Да и не любит.

Но вот с этой девчонкой почему-то захотелось покружиться под музыку. Тянуло его к ней. И, наверное, не в танце было дело, а в том, что он сможет ее обнять, вдохнуть ее запах.

Кирилл поймал обиженный взгляд Ирины и подумал — странно все-таки, что Люба ей так верит. Сразу же видно, подружка ее — та еще мадам.

Но тут он коснулся холодных пальцев Чирикли, прижал к себе ее стройное тело, утонул в облаке ее духoв, нежных, смешанных с ароматом какой-то травы — полыни, что ли? — и выкинул все из головы. Утонул в черных цыганскиx глазах, как в ночном штормовом море.

Люба будто плыла на волнах ласкового моря, теплого, летнего, и осень, что ветрами гоняла сухие листья за окном, отступила, спряталась. Было так хорошо слышать стук чужого сердца, было так хорошо греть свои вечно холодные ладони в руках этого мужчины. Что-то тянуло Любу к нему, и ей нe хотелось верить, что это лишь шампанское играет в ее крови. Прежде, когда она была влюблена в беспутного Яшку, который только и знал, что дразнить ее и насмехаться, все казалось иным. Совсем-совсем. Люба посмотрела на лицо Кирилла. Черты острые, подбородок выдается вперед, разломленный пополам ямочкой, скулы высокие, и глаза — будто провалы в ночь. Ту самую, что за окнами. Цвет сменили. Были же серые-серые…

Влюбилась?

Она едва не рассмеялась. Ну разве можно влюбиться в мужчину, зная его всего пару дней? рунда какая-то. Люба поймала изучающий взгляд подруги — Иринка как-то странно на них с Кириллом смотрела, совершенно не реагируя на заигрывания Стоянова. Этот мужчина не понравился Любе, очень уж смурной, хмурый, какой-то… наглый. Да, вот подходящее слово. Наглый он был.

Кирилл, несмотря на свою строгость, другой. В нем чувствовалось тепло. Кажется, с таким мужчиной она была бы как за каменной стеной. Тут же Люба вспомнила о том, что родители и дядя запрещают ей с Ирой и другими подругами куда-либо ходить вечерами, и стало даже страшно — вдруг узнают? И что будет? Ну, не маленькая же она, не накажут!.. Да и что они ей сделают? Проклянут? Да нет, они не такие.

Нo Люба много слышала о родительских проклятиях, о том, как они опасны, и какую злую силу таят. Если от приворота или других гадостей еще можно избавиться, то от такой беды не убережешься, и не снимешь ее, что бы ни делал. Хоть на край света сбеги — не сбежишь. Родительская любовь — самая сильная в мире. Но и злость их тоже сильна. Это все ромы знают. Потому осторожны в своих словах. Потому Люба всегда удивлялась той легкости, с которой русские ругают своих детей последними словами.