— Не знаю почему, но я доверяю тебе, — тихо сказала она. — Ты не обидишь.
— Прорицательница, — усмехнулся он.
— А я и правда могу предчувствовать, — ответила Люба немного нервно, — я всегда чувствую опасность, с детства могла увидеть в человеке что-то темное. И да. Я привыкла доверять своей интуиции, как ее ни назови — даром или проклятием, или самовнушением… У отца друг был, хороший такой, сильный. Пел красиво. А я его боялась. Вот как приходит он к нам, я — под кровать. И не вытащишь, бывало. Отец злился, кричал. А потом его друг женщину убил. Надругался и убил. Вот так. С тех пор мне всегда верили.
— И ни разу ты не ошиблась? — хмыкнул Кирилл, подумав про Ирину. Вот же — стерву-подружку под носом не видит.
— Ни разу. Ира хорошая, говорю же, — ответила Чирикли, будто мысли его прочла. — А Иван твой — нет. В нем холод. Тьма. В нем червивое нутро. Он тебя предаст, слышишь? Не верь ему.
Но Кирилл не поверил. Да и как? Друг детства, лучший. Нет, иногда и гадалки ошибаются.
Глава 3
В квартире было пусто и темно. И самое интересное — зеркала, все так же занавешенные покрывалами и цыганскими платками, были целыми. Мистика. Кирилл обошел комнаты, заглянул под каждую занавесь, но ничего, ни намека на разбившееся зеркало или стекло. Странно, но не мог же он все это придумать? Или нервы расшалились?
— Может, я ошибся? — с сомнением сказал он, устало опускаясь на диван и немного виновато косясь на Чирикли. Подумает еще, что он все это сочинил, чтобы ее соблазнить. Но кажется, она ничего такого не думала, ходила по комнате перепуганная, хоть и видела, что все цело и ничего не разбито.
— Может, и ошибся, — эхом отозвалась Люба. Она прошла в кухню, пoставила чайник. — Будешь кофе или чай?
— Кофе, — Кирилл нерешительно шагнул следом. — Могу потом уйти, если все в порядке.
— Нет! — слишком быстро ответила она и густо покраснела — несмотря на смуглую кожу, это стало заметно. — Главное, никому не ляпни, что оставался, а то мало ли…
— Что — мало ли? — улыбнулся Кирилл. — Твой дядька меня четвертует? Или проклянут всем родом?
Тревожная атмосфера не проходила, квартира была окутана ею, как будто колдовским туманом, и то и дело слышались какие-то шепотки и перестуки. Чирикли при этом вскидывала голову, вздрагивала. Но Кирилл не спрашивал ничего, а она не объясняла.
И он уговаривал себя — это все у соседей. Или мебель двигают, или дети шалят. И понимал, что занимается сейчас самообманом. В этой квартире что-то не то. И если бы он верил во всю эту чушь с магией и экстрасенсами, то решил бы… Нет, оборвал он хаотичный поток своих мыслей, не будет он ничего решать. Нужно Любу успокоить. Она ведь на его вопрос так и не ответила. Может, и не слышала?
Девушка дернулась, глаза ее широко раскрылись, будто за окном, в темноте, она что-то увидела.
Но там только чернели ветки тополя и тускло светила сквозь тучи луна.
— Так, наверное, зря мы сюда пришли, — сказал Кирилл, забирая у Чирикли джезву и разливая кофе по изящным фарфоровым чашечкам. — Предлагаю отправиться к морскому вокзалу или вообще… в Аркадию, там пляжи красивые. Время еще детское, восьми нет, развеемся. Я у моря сто лет не гулял, все некогда и некогда.
— Я хочу к морю, — поддержала его Люба. Но было непонятно, то ли она боится оставаться с ним наедине, то ли ее пугает что-то в самой квартире. — Хoчу на Потемкинскую… Оттуда такой вид красивый… И на бульваре сто лет не была, там есть одна чудесная кофейня, с самыми вкусными напитками! Но утром тебе вставать… Работа же…
— Разберусь, — отмахнулся Вознесенский. — Но пока мы допиваем кофе, расcкажи немного о цыганской магии, интересно, почему в нее так верят, что в ней такого особенного? Мне еще бабка говорила, самая сильная — именно цыгаская ворожба…
н рeшил отвлечь Чирикли болтовней, нo это возымело обратный эффект — девушка резко испуганно дернулась, разлив своей кофе.
— Знаешь, давай не здесь, давай возле моря… Волны унесут слова, утопят в глубине… Бабушка говорила, если что плохое случается, расскажи это воде… — Люба прислушалась к чему-то, задумалась, потом бросила чашку. Слишком небрежно. Так фарфором не обращаются. И отпpавилась переодеваться во что-то более удобное для долгой прoгулки.
— Вот почему я вечно что-то не то говорю? — спросил вслух Кирилл.
Дождь прекратился, теперь можно было и погулять. О том, что завтра будет тяжелый день, Вознесенский не хотел думать — не впервой вставать после трехчасового сна, а то и вовсе не ложиться. Как-то он месяц так жил, на износ, когда бизнес только отрывался. И ничего, выдержал.
Почему-то Кирилл не мог оставить эту девушку наедине с ее страхами. Понять бы только, как ей помочь? чтобы это сделать, нужно узнать о ней и ее жизни как можно больше. О магии этой запретной. От бабки он слышал, что многим ворожеям идет откат за их дела, может, дело в этом? Может, лезла Чирикли-птичка не туда, куда нужно?