Погадай на любовь (СИ)

— Раз она говорит, что он наш, значит, наш, — тихо сказал Мусатов и взгляд его повеселел. — И девочка ваша, дочка Розы, тоже сказала, что он наш, я подумал, не так понял ее… Значит, есть в нем кровь рома, есть!..

— Ты зачем его привез, брат Ян? — строго спросил Лазо.

– му помощь моя нужна, и ему, и Чирикли моей, — проскрежетала старуха и потянула Кирилла за руку. — Вы нам не мешайте, мне нужно его лечить… Не справилась мoя девочка, сила ее слабая. Я говорила, говорила… Непослушная. Ты, баро, иди со мной. Не бойся… А еще дай мне ту вещь, что нашел в руке Чирикли.

Кирилл уже знал, что баро — это просто уважаемый человек, потому лишь благодарно кивнул старухе и пошел за ней, радуясь, что его признали. И удивляясь, что старуха угадала про помаду, которая выпала из руки Чирикли, когда Кирилл нашел ее у разбитого зеркала в квартире Ирины.

И самое удивительное — ему действительно понравились эти шумные люди. Он вдруг почувствовал себя как дома, как будто долго странствовал, но в конце дорога привела его сюда, в этот горный поселок, наполненный песнями и гомоном цыган.

Пока старуха вела его длинной лестницей куда-то к себе, Кирилл невольно сравнивал увиденное с тем, что знал о цыганах прежде, и все это нe совсем соответствовало его представлениям. Эти румынские котляры были чисты, кажется, среди них не было бродяг и барыг, и на наркоманов они тоже не были похожи. Этих людей, непосредственных и шумных, легко представить кочующими по горам и долинам. ни казались настоящими, искренними, и, несмотря на помпезную роскошь особняка, несмотря на обилие золотых цепочек и колец, одежда их была проста, а дети и вовсе бегали в залатанных курточках. Но — чистых, опрятных. При этом дети не были чумазыми и наглыми. Разве что самую малость приставучими.

Лестница привела к тяжелой дубовой двери. Цыганка что-то пробормотала на своем языке, пропустила вперед Кирилла. Он шагнул в полумрак комнаты, едва не задохнувшись от запаха воска и полыни. казалось, что связки трав висят в этой комнате везде — под потолком, на окне. Тяжелые шторы с золотистыми кисточками, на пушистом алом ковре куча подушек и столик. громный хрустальный шар, замасленные карты для гадания, свечи — белые, красные, темно-зеленые… Цыганка зажгла их, продолжая бормотать, указала Кириллу на пол. Он покорно сел на ковер, невольно покосившись на шар, и едва не заорал, увидев там палату в больнице и лежащую на кровати Чирикли.

Эта частная больница считалась лучшей в Одессе, и пусть каждый день пребывания там обходился в круглую сумму, Кириллу не было жаль денег. Хорошо, что у него они были, что он мог позволить себе лучших врачей и самые дорогие лекарства. Вознесенский отдал бы свою фирму, только бы Люба поправилась.

— Ты наш, хоть и русска рома, — растягивая гласные, проговорила старуха Злата и посмотрела на Кирилла, — я чувствую это, поэтому я помогу тебе. Не только потому, что ты нашу птичку спасал. Потому что рома своих е бросают, никогда не бросают. Это русские могут в одном роду жить как собаки, мы не такие, — она замолчала ненадолго, но Кирилл не решился спорить, пусть и не очень было приятно слушать такое про русских. Цыганка продолжила: — В твоей крови я вижу тех, кто коней уводил, ты теперь машинами занимаешься…

Кирилл удивленно хмыкнул — а ведь и правда, у него автосервис. Но это мог Мусатов рассказать.

— Нет, ты не понял, все, кто коней водили, стали заниматься машинами, закон это, — словно угадала его мысли Злата и подожгла свою трубку. Темная, с узором, была она старинной и очень красивой. Дымок стал подниматься к потолку, а цыганка принялась неторопливо помешивать свою колоду. — Ты думал, что сам захотел машины делать, ан нет, баро, это кровь твоя захотела! — она задумчиво прикусила трубку и принялась раскладывать карты. — Птичка моя поет, как ее бабка, и моя бабка… орошо поет, хорошо пляшет!.. Все, кто пляшут, свободу любят. Не томи ее, баро, никогда не томи. Она улетит, если не дашь ей свободы. Фьють! И не будет Чирикли!..

Кирилл внимательно слушал, а сердце его билось учащенно — это значит, что ему Любу в жену отдают?

— Что нужно для сватовства, я тебя потом научу, — всматриваясь в карты, сказала цыганка, — все научу, будешь самый красивый жених! Все завидовать будут! Никто не скажет, что у Чирикли плохая свадьба была! Хорошо, что ты — наш, баро, ох, хорошо. Иначе не отдали бы мы тебе птичку. Русска рома другие, они не чтут закон крови, у кэлдэрар нельзя гаджо жить, никак нельзя. Был бы тогда суд, тебя бы убить могли.

— С чегo вы все взяли, что я и Люба… что мы хотим пожениться? — не выдержал Кирилл. Он не пoнимал, почему они обсуждают их отношения вместо того, чтобы разбираться с болезнью Чирикли. Но перечить старухе не мог, понимал, что это бесполезно.

— На лице твоем это написано, — усмехнулась старуха. — И птичка моя сказала. Я сразу поняла, почему она проклятие твое снять хочет. Любит тебя, баро, крепко любит. А наши девки — огонь. Если любят — то до гроба!