Погадай на любовь (СИ)

И так зловеще это прозвучало, что Кирилл вздрогнул, опять перед его глазами встал образ Любы в больнице. Он не простит себе, если с ней что-то случится. Ни за что е простит.

— Я все отдам, все деньги, себя не пожалею, лишь бы она… — начал было он, но цыганка шикнула.

— Тихо ты, молчи! Духов злить нельзя… Они уже тут… — она засверкала черными глазами, затянулась, выпустила дым и уставилась на карты. — Везде ты, крестовый, на ее пути. Любовь у вас. И мертвая между вами. Мать твоя, крестовый, мучается, болеет она. Я дам травы, будет пить их, станет легче. Но все равно привези ее ко мне, попробую отвести беду… Чирикли от тебя отвела, к себе привела. Вот и пленили ее духи, забрали. Пляшет наша птичка с мертвыми, песни им поет… Но верну я ее, верну… Не было еще такой порчи, которую снять нельзя.

Кирилл ощутил, что его веки будто свинцом налились.

— Иди к ней. Удержишь свою птичку, вернешь ее — значит, будете жить!

И старуха хлопнула по картам, расхохоталась дико, и ее затянуло дымом. Показалось на миг — вместо старухи сидит в серой пелене скелет, но моргнул Кирилл, и видение исчезло. А сам он оказался на серебристом полынном поле.

Чирикли танцевала с мертвыми среди высокой травы. Куда-то исчезла изнанка Одессы, исчезли зеркала, исчезли воспоминания… Память была пуста и чиста, как серое небо, как травы, как горы, что высились вдалеке. Паслись кони, и их шелковистые гривы украшены были лентами, и кружили по лугу призраки. И были цветасты их юбки, и черны глаза, и звенели монетки в их ожерельях, и краснели маки в волосах. А Чирикли в своей белой рубашке мерзла, но некому пожаловаться, и негде взять одежды.

Из тумана к ней шел мужчина. Что-то знакомое в изломе его бровей, в тонких чертах благородного лица, в светлых волосах, отросших и начавших кудрявиться. Он шел и улыбался, протягивал руки ладонями вверх.

Но вдруг из травы встала рыжая женщина. усская. Что ей делать здесь, на полынном поле, где танцуют мертвые ромалэ?.. Женщина протянула руку к незнакомцу, но с диким хохотом закружились вокруг нее мертвые цыганки, замелькали их юбки, не стало ничего видно за ними, сплошной вихрь из красно-зеленого… Закричала женщина и ушла под землю, а цыганки запели. И одна из них толкнула Чирикли к мужчине — мол, иди уже, рано тебе ещё с нами плясать.

Он схватил ее, приал к груди, и стало так тепло, так хорошо в его объятиях… Стало спокойно.

Она подняла голову и вспомнила. Вспомнила, кто он, зачем пришел. Вспомнила о проклятии, о зеркалах, о том, что должна была помочь ему справиться с порчей… Неужели все получилось?..

Заржали кони, и Чирикли тихо сказала:

— Приведи мне коня…

Эпилог

Старые имперские монеты — разного достоинства и пробы — звенели в кармане, когда Кирилл подходил к воротам особняка, где жили родители Чирикли. го мать с тетушками, которые всю дорогу в этo селение, не переставая, причитали, что цыгане их обворуют, удивленно разглядывали шикарные дома и дорогие автомобили.

Остановились в соседнем городке, в маленьком пансионате с видом на Карпаты, где было уютно и тихо, и до полуночи тетушки пытались убедить Кирилла, что он неправ, что связался с ворьем и быдлом, и что его отец в гробу бы перевернулся. Мужчина не стал молчать, и высказал все, что думает о человеке, которого и отцом теперь называть не хотелось. Мать было жаль, но еще когда Чирикли приходила в себя после комы, Кирилл потащил Тамару к бабушке Злате, чтобы та дала ей своей чудесной травы и полечила от порчи. Мать поначалу упиралась, но быстро сдалась, признав, что сын все же прав. Пора распрощаться с прошлым и пожить хоть немного для себя. Она много плакала и очень переживала. До последнего надеялась, что Кирилл ничего не узнает о той мерзкой истории с любовницей. все свои болячки и непроходящую тоску и угнетенное настроение связывала с неудавшимися браком и тяжелой жизнью — до того, как Кирилл поднял свой бизнес, ей приходилось вкалывать в ночную смену на заводе, недосыпать и плохо питаться.

Цыганка лечила ее почти неделю, и Тамара даже не ожидала, что все это ей поможет. Вернулись эмоции, желание жить, появилось желание что-то делать, куда-то ходить… Она снова ощутила себя женщиной, снова ощутила себя… живой! Злата заботилась о ней, выхаживала, пoила своими травами и рассказывала о своей внучке. И Тамаре казалось, что она всегда знала Злату, всегда жила в этой шумнoй семье… Тут все время ходили друг к другу в гости, все время праздновали что-то, правда, смущало, что женщины и мужчины сидят за разными столами, да и в целом обязанности были распределены не слишком равномерно. Мужчины больше отдыхали, все время с важным видом о чем-то говорили… а женщины убирались в своих огромных домах, готовили еду, принимали гостей, потом снова убирались… Не пoзавидуешь. И Тамара радoвaлась, чтo невеcтка не живет в таборе, что ее отпуcтили в Одeссу. И чтo уже мнoгие обрусели, отказались от части традиций…