На пороге стоял Вознесенский. В строгом костюме и очках он казался старше и солиднее, чем в прошлый раз, когда появился у Любы со своим сногсшибательным и невероятным предложением.
— Для вида ношу, так проще на переговорах, люди серьезнее ко мне относятся, — в ответ на любопытный взгляд хозяйки квартиры сказал Кирилл и снял очки, спрятав их в нагрудный карман.
— Проходите, — улыбнулась девушка и заправила пряди темных волос за уши.
Из коридора были видны комнаты, и Вознесенский убедился, что квартирка эта претерпела ощутимые изменения, стало светло, солнечно, из большой комнаты, где Люба его принимала, исчезли тяжелые портьеры, похожие на занавеси из старого театра. очно так же пропали хрустальные шары и маски на стенах — жуткие, как из фильмов ужасов.
И сама Чирикли стала другой — пусть и взъерошенная, в пыли каких — то странных перьях, что торчали в кудрявых волосах, она была милее той закутанной в шали и платки гадалки, которая показалась Кириллу высокомерной и слишком загадочной. Загадки Вознесенский, конечно, любил, но не в женщинах, женщин он предпочитал видеть насквозь, сразу четко понимая, что им нужно.
Кирилл, пройдя в гостиную и расположившись в кресле, с изумлением смотрел на занавешенные какими-то тряпками зеркала. Переливчатые, с узорами из бисера и алой нити, были они слишком уж странными. Умер, что ли, кто? Так вроде белым чем — то принято занавешивать. Да и Чирикли слишком веселая для траура.
Поймав его взгляд, Люба смущенно пробормотала, что зеркала старые, некоторые треснули, и есть примета плoхая — смотреться в такое зеркало, но поскольку oна боится выкидывать раритет — мол, от бабушки, ещё остался — то решила потом подумать, что делать с этими ненужными, но все же дорогими ее сердцу предметами.
Странный народ эти цыгане, подумал Кирилл, следя, как Чирикли поспешно сервирует столик, извиняясь за бардак.
— Я вообще забыла, что вы…
– ы, — поправил ее Кирилл.
– ы, — она бросила на него быстрый взгляд, и чашка на блюдечке тонко звякнула. — Что ты прийти должен. Я хотела убраться до этого и совершенно не уследила за временем.
— Ничего, — улыбнулся он спокойно. — Ну что, звоним маме?
— Может, сначала кофе? Или чаю? Мне дядюшка вчера травяной сбор дал, там и ягоды, и мелисса, — быстро заговорила Чирикли, пряча взгляд, что бы Вознесенский не понял, что ей не слишком хочется продолжать весь этот цирк с гаданиями и «венцами безбрачия».
— Ну, хорошо, давай свой чай, можно я пока альбом посмотрю?
Старинный альбом в бархатной обложке лежал на тумбочке, Люба, убираясь, наверняка хотела переложить его в другое место и забыла.
— Смотри, там как раз много фотографий нашего ансамбля, я сейчас все тебе расскажу. Всех покажу! И гастроли наши в Киеве, в Москве… в Крыму вот как — то были… люблю море!
Вдохновленная, Чирикли упорхнула делать чай, а Кирилл занялся просмотром альбома, удивляясь, что все же бывают нормальные цыгане, не воры и не бандиты. И все же он до конца ещё не верил, что эти гастролеры нормальные и адекватные люди. Конечно, он пообещал Чирикли свою помощь, но если при знакомстве с руководителем увидит, что тот обычный мошенник, коих много живет на Бессарабке, то разговор будет короткий. Поэтому нужно, что бы девушка сейчас е, до встречи с этим Мусатовым, поговорила с матушкой Вознесенского, а та в свою очередь успокоила тетушек.
Кирилл листал альбом и все больше убеждался, что первое его впечатление не обмануло — девушка и правда не лгала про ансамбль и про то, что его участники достойные люди. Лица запечатленных на фото ромов не были лицами бандитов или наркоманов-барыг, уж на этих всех личностей Вознесенский за лихие девяностые насмотрелся. анцующие и поющие люди были похожи на тех цыган, которые снимались в фильмах, плясали на фольклорных концертах… Кирилл не был разочарован. Но все равно хотел увидеть своими глазами. Не привык он доверять людям сразу, слишком его часто пытались кинуть или надурить. Время такое, тяжелое.
Из кухни поплыл вкусный арoмат, лесной, ягодный, а потом с подносом и чайником вошла Чирикли, она, кажется, еще и умыться успела.
— Ну, что, когда будешь знакомиться с дядей? — спросила она, застыв перед телефоном и явно настраиваясь на беседу с неизвестной ей женщиной, отправившей своего сына к гадалке.
— Думаю, уже сегодня, — ответил Кирилл.
Вообще Любе сейчас хотелось сказать много ласковых слов матери Вознесенского — например, о том, что она даже не подозревает, на кого могла нарваться в поисках экстрасенса! Сколько сейчас шарлатанов! Но хорошо, если бы они только на мошенников нарвались. А если хуже? сли на черного колдуна, прикрывающегося иконами и молитвами? аких тоже сейчас развелось немало, они паразитировали на наивных людях, и те верили, несли им свои последние сбережения, а иногда под гипнозом даже переписывали квартиры и прочее имущество!
Но вместо всего этого Чирикли попыталась взять себя в руки набрала продиктованный Кириллом номер. Два гуда — и в трубке послышался уставший, но мягкий голос.
— Алло?