Погасни свет, долой навек

Тупик. Дамиан вздохнул сокрушенно, поблагодарил распорядителя и углубился в архив. Здесь пахло пылью и в каком-то смысле временем. Дамиан продвигался все дальше и дальше, в глубину, разыскивая нужные бумаги, и запах этот усиливался. Первым на глаза ему попался некролог, аккуратно вырезанный из газеты и вклеенный в специальный альбом. Двенадцатого августа 1883 года, как с ненужным пафосом сообщал «Вестник» Общества, нестерпимо благонравный, пресный и напыщенный листок, «перестало биться сердце сестры нашей, Пифии из Ланкашира, благородной мисс Эмилии Кармайкл». Текст полнился туманными намеками на некие «силы», лишившие Эмилию Кармайкл жизни «из зависти или из мести». Дамиан, покачав головой, вернул папку на место и углубился еще дальше в архив.

Здесь можно было запросто затеряться и остаться погребенным под кипами бумаг. Дамиана само это место смутно нервировало, вызывая приступы клаустрофобии. Иногда, зажатому высокими шкафами, под завязку набитыми папками и книгами, ему казалось, что он лежит в гробу. Сердце начинало биться мучительно сильно и быстро, точно пыталось выпрыгнуть из груди и спастись бегством из этого места. Тогда приходилось останавливаться, чтобы перевести дух.

Наконец, изучив отчеты о сеансах в журналах, написанные языком цветистым и загадочным, но совершенно бесполезные, он отыскал и письмо. В отличие от статей в журналах, объемных, но малосодержательных, письмо оказалось совсем небольшим и уместилось на паре тонких дешевых листков, исписанных убористым и весьма причудливым почерком. Разобраться в нем оказалось непросто, тем более что Эмилия Кармайкл некоторые буквы вырисовывала странно, словно привыкла к другому алфавиту. Нечто подобное попадалось Дамиану в Валахии, в монастыре Комана, где он читал некоторые латинские тексты, написанные людьми, более привычными к иной, кириллической письменности. Развернув письмо, Дамиан подошел ближе к лампе.

«9 августа 1883 года

Достопочтенному сэру Питеру Орбанту,

Председателю Общества Спиритуалистов

Достопочтенный сэр,

сейчас, спустя два года, я понимаю, что делать что-либо уже поздно. Однако мне следует признать, что в апреле 1881 года я совершила непростительную ошибку. Как вы должны помнить, сэр Питер, я подавала двадцатого числа апреля того года отчет о проведенном в моем доме сеансе. Тогда, полагаясь на помощь своей племянницы, особы чрезвычайно одаренной, я сумела вызвать дух мисс Элизабет Найтингейл, скончавшейся во Франции весной 1880 года. Для моей племянницы, Элинор, как я вам писала в частном порядке (и до сих пор искренне благодарна, что это не пошло в печать), это закончилось чудовищным нервным истощением. Несколько месяцев она провела в лечебнице, и я не устаю благодарить вас и Господа за то, что никто более не пытался использовать Элинор в своих сеансах, несмотря на ее впечатляющие духовные силы.

Однако, сэр Питер, со всеми этими благодарностями за защиту моей дорогой Элинор я бесконечно далеко отошла от темы своего письма.

Возвращаюсь к ней незамедлительно.

Тогда, два года назад, я столкнулась со впечатляющим, весьма и весьма пугающим, однако познавательным опытом. Но я отринула и почти позабыла его, и вот беспечность моя возвращается сторицей.