Погасни свет, долой навек

На том сеансе два года назад ко мне через посредство моей дорогой Элинор явилось нечто. Нечто опасное, странное, что человек разумный, к коим я всегда себя причисляла, должен избегать. То, что явилось в тот злополучный день, вновь нашло меня и теперь требует воздаяния, возмездия, даже и не знаю – чего именно. Возможно, мою бедную, мою дорогую Элинор. Увы, после того сеанса Элинор порвала со мной всяческие связи, и я не слышала о ней, ее местонахождении и занятиях ровным счетом ничего. Я боюсь, что до Элинор уже добралась та тварь.

То, что вошло в нее на том сеансе, не было, как мы тогда надеялись, духом юной, невинной девушки, погибшей во Франции. То было что-то могущественное, что-то сильное и бесконечно опасное. Я непростительно отмахнулась от угрозы тогда и теперь пожинаю плоды своей беспечности. Кто-то ходит за мной, я постоянно ощущаю чужое присутствие, и воздух с каждым днем все суше и жарче, словно кто-то вознамерился забрать его у меня.

Это расплата за мои грехи, сэр Питер, и в первую очередь – за страшный грех попустительства. Если меня не станет, господин Председатель, умоляю вас, найдите и защитите мою племянницу. Ваших связей достанет, чтобы разыскать ее, как бы она ни пряталась. Ваших сил и возможностей хватит, чтобы ее защитить. Вы можете преуспеть там, где я одержала сокрушительное поражение.

И помните, есть силы, с которыми нам не следует связываться, и они слишком велики и могущественны.

Остаюсь искренне ваша,

Эмилия Аргеста Кармайкл»

Ниже подписи другой рукой, алыми чернилами шла столь же убористая надпись: «Сетью Общества Элинор Кармайкл не обнаружена. Сыщикам уплачено 40 фунтов. Поиски решено прекратить. 7 октября 1885 года». И размашистая начальственная роспись.

* * *

Письмо из архива Дамиан без малейшего зазрения совести утащил, аккуратно сложив и спрятав под манжету рубашки. Выглядело оно куда лучше, чем украденные Грегори бумаги. Мысль эта – отголосок давнего детского еще соперничества – заставила его повеселеть и даже рассмеяться. Время было позднее, и потому Дамиан вместе с кучером прошмыгнули через заднюю дверь, не желая переполошить прислугу. Впрочем, было у него также подозрение, что опять придется, как и накануне, долго стучать дверным молотком и ни одна горничная не появится. Слуги у Грегори были странные. Тот же кучер и бровью не повел, когда хозяйский брат пошел с ним через людскую. Казалось, он вообще не обращает на Дамиана внимание.

Отложив на время проблему слуг – были дела и поважнее, – Дамиан поднялся на жилой этаж и не без мелочного чувства мести растолкал брата.

– Ты вернулся? – сонно пробормотал Грегори и нашарил на прикроватном столике свои часы. – Три утра? Ты вообще когда-нибудь спишь?

– Некогда, некогда, дорогой брат. Вот, взгляни. – И Дамиан протянул севшему на постели брату бумаги.

Пока Грегори читал письмо, то и дело потирая глаза и озадаченно хмыкая, Дамиан кое-как привел себя в порядок. У него наступил один из тех периодов лихорадочной деятельности, что всегда сменялись оглушительной апатией и полным бессилием. В такие минуты Дамиан почти не ощущал своей слабости, оживленный азартом, погоней за чем-то любопытным. Он, не чуя ног, пронесся по коридору, растолкал Франка – мальчик, пусть и поворчал немного на французском, давно привык к такому – и затем спустился в кабинет, где Грегори уже готовил в очаге кофе.

– Опять не могу дозваться горничных, – пожаловался он.