Погасни свет, долой навек

Понемногу Элинор пришла в себя, очнулась. Еще не избавилась от страха, но перестала переживать его так болезненно ярко. Снова была собой. И чувствовала себя теперь зрительницей какого-то представления, иллюзиона. Сейчас ей будет показано представление. Столоверчение? Загадочные стуки? Полеты? Вчера она вспоминала Хьюма, он, говорят, умел летать.

Мистер Гамильтон стоял неподвижно, с тревогой глядя на брата. Дамиан сидел еще более неподвижно, даже грудь его не вздымалась от дыхания. Элинор поежилась, почувствовав неладное, привстала и коснулась холодной, бледной руки мужчины, безвольно лежащей на подлокотнике кресла, попыталась нащупать пульс.

– О боже! Он… – Элинор в ужасе посмотрела на мистера Гамильтона. Тот покачал головой.

– Сядьте.

Элинор медленно опустилась в кресло, стараясь не думать о том, что прямо напротив нее сидит мертвец. Это какая-то хитрость, очевидно, сказала она себе с уверенностью, которой вовсе не испытывала. Есть, говорят, тайные восточные способы замедлять свое дыхание и пульс, прикидываясь мертвецом. А еще есть травы, которые вызывают подобный эффект.

«Пред сном откупори бутылку эту.

Когда ты выпьешь весь раствор до дна,

Тебя скует внезапный холод. В жилах

Должна остановиться будет кровь.

Ты обомрешь. В тебе не выдаст жизни

Ничто: ни слабый вздох, ни след тепла»[23].

Элинор изумленно уставилась на висящий перед ней среди легкого марева лист. Почерк у писавшего был неровный, словно он непривычен был держать перо. Или… у него не было пальцев?

– Дамиан всегда любил Шекспира, – усмехнулся вдруг мистер Гамильтон.

Лист упал на колени Элинор, следом за этим свалилась со столика забытая книга, потом другая.

– Как такое возможно? – спросила Элинор, глядя на сидящего напротив мужчину. – Что это?

«Дух, – вывели чернила на новом листе бумаги, посадив в конце кляксу. – Свободный от тела».

– Я и не знал, что ты такое можешь, – улыбнулся мистер Гамильтон. – Ну что, мисс Кармайкл, вам нужны еще доказательства?

– Я… просто не понимаю… – Элинор поднялась, сделала шаг вперед и склонилась к Дамиану. Он не дышал, у него не было пульса, а рука, которую она подняла, приобрела восковую гибкость. Он, несомненно, был мертв, и это было по-настоящему жутко. – Как это возможно?

– Дамиан не любит об этом распространяться, и я не стану, – покачал головой мистер Гамильтон. – Но, уверяю, хотя он кажется вам мертвым, сейчас он здесь, в этой комнате. Попросите чего угодно, и вы это получите.

– Даже боюсь что-либо спрашивать, – пробормотала Элинор, – учитывая характер вашего брата.

Ей показалось, она слышит смех.

– Это верно, – согласился мистер Гамильтон.

– Может ли ваш брат сейчас проникнуть в закрытое помещение? – спросила Элинор.

– Безусловно.

– В детской, она заперта на ключ, под третьей половицей слева (на ней Тайный Знак) лежит шкатулка, также запертая. В ней среди всего прочего листок, на котором записан наш с Джеймсом страшный секрет. Что это?

По комнате пронесся холодок. Надо полагать, свободный дух вылетел из библиотеки.

– Как долго это будет продолжаться? – Элинор указала на тело Дамиана. Потом, поняв, что все это время говорила слишком уж фамильярно, добавила: – Сэр.

– Не переживайте, мисс Кармайкл. Это летаргия. Дамиан скоро очнется. Если только…

– Если только – что?

– Нет, – покачал головой мистер Гамильтон. – Если Дамиан захочет вам это рассказать, он расскажет. Я же не могу сделать это у него за спиной.

Элинор хотела бы спросить еще что-то, пока Дамиана – гипотетически – не было в комнате, но на колени ей лег новый листок, написанный тем же неловким почерком. «Элинор не знает текста „Двенадцати дней Рождества“».

– Позор мне, – кивнула Элинор, выдавив слабую улыбку.

– Это и есть ваш с Джеймсом секрет? – изумился мистер Гамильтон.

– А вы вообразите, какой же это позор в глазах пятилетнего мальчика, – улыбнулась Элинор.

– Теперь вы убедились?

– Дайте мне… минуту. – Элинор переложила листки на стол и вышла из комнаты. Уже рассвело, и сквозь неплотно задернутые шторы на пол холла ложились тонкие золотистые полоски. Во второй гостиной занавеси и вовсе были раздернуты, и комнату заливало светом, и все казалось радостным и мирным. И удивительно реальным, потому что вот такой и была жизнь, полной света, фарфора, кружевных салфеток и ничего не значащих светских бесед. Элинор не нужна была реальность, полная чудовищ.

– Вы в порядке? – подошедший мистер Гамильтон тронул ее за плечо.

– Вполне, сэр, – кивнула Элинор, отнюдь не уверенная, что вообще когда-нибудь будет в порядке. Сквозняк, гулящий по полу, напомнил, что она боса, в рваных чулках, в чужом платье; что она определенно не в порядке.

– Тогда идемте, попробуем разбудить Дамиана, – улыбнулся мистер Гамильтон.