— Какое назначение имеет это строение? — спросил я.
— Никакого. Оно уже давно стоит без употребления… Ещё в детстве мы любили играть в нём. Но и тогда оно, помнится, стояло пустое.
Мы подошли к сараю, где нас встретил становой пристав, урядник, понятые, а в некотором отдалении порядочная толпа крестьян и ребятишек. Крестьяне держались хмуро и поклонились нам молча. Вокруг сарая снег был сильно утоптан, особенно под маленьким оконцем и перед дверью. Я особенное внимание обратил на оконце: оно было настолько мало, что не могло пропускать много света; пролезть в него взрослому человеку не было никакой возможности. Дверь была взломана; её я тоже осмотрел. Она запиралась простой задвижкой изнутри, но была пригнана настолько плотно, что открыть или закрыть задвижку снаружи не представлялось возможным. После этого я бросил взгляд на окрестности. Сарай стоял на высоком берегу речки, по другую сторону которой была расположена деревня. Через речку тянулось по разным направлениям немало следов. Около сарая росли толстые, хотя и редкие деревья, за которые можно было легко спрятаться. Помещичьего дома не было вовсе видно за садом. Больше ничего интересного я не приметил.
Затем мы вошли внутрь сарая. Тело убитого, одетое в полушубок, лежало у самого окна; руки были раскинуты, одна нога слегка подогнута; на том виске, который был обращён к окну, зияла довольно большая рана. По-видимому, череп дал трещину: небольшая лужа запекшейся крови была на полу около головы. Ни в карманах, ни возле убитого, кроме перечисленных в протоколе вещей, не оказалось ничего. Только на полу было много мусора: валялись окурки, спички, полстраницы старого номера «Нивы» и даже поломанная рогатка с обрывком резины. Я не стал до вскрытия исследовать тело и перешёл к осмотру помещения.
Оно было не особенно велико. Полы местами прогнили, но бревенчатые стены и крыша были крепкими. Никаких других выходов, кроме единственной двери, из сарая не было.
Только три предмета в сарае привлекли мое внимание: стол и два табурета.
— Зачем они тут? — спросил я Ключинского.
Вопрос мой был задан без всякой задней мысли, но Ключинского, как мне показалось, как будто смутил.
— Не знаю, — ответил он с еле заметной запинкой.
— И давно эти вещи тут? — снова спросил я, хотя мои вопросы казались мне самому, правду сказать, не особенно умными.
— Право, не помню… Да, кажется, порядочно, — отвечал Ключинский.
На столе стоял подсвечник с догоравшей светильней; видимо, никем не погашенная свеча догорела в нём до конца. Мне захотелось проверить правильность сделанного мной наблюдения о том, что мои предыдущие вопросы смутили Ключинского, и я решил схитрить.
— Мне кажется, — сказал я простодушно — что создавшаяся гипотеза об убийстве через окно едва ли верна. В 8 часов вечера, когда был слышен выстрел, было уже настолько темно, что снаружи нельзя было ничего видеть в сарае.
Ключинский посмотрел на меня, и мне почудилась в его серых холодных глазах, — посейчас не знаю, почудилось ли только? — насмешка. Впрочем, совершенно очевидная насмешка блеснула в глазах станового.
— Но вы забываете, кажется, господин следователь, про этот подсвечник? — проговорил Ключинский вежливо. — По-видимому, свеча горела именно в это время.
Я небрежно скользнул глазами по подсвечнику и затем быстро спросил помещика:
— Но зачем понадобилось вашему брату ходить со свечой вечером в этот сарай?
Он посмотрел на меня задумчиво и рассеянно (откровенно говоря, я ожидал, что мой вопрос произведёт больше эффекта).
— Не знаю… право, не знаю… Брат был так необщителен… Впрочем, он вообще, по-видимому, любил уединение.
Только и всего.
Осмотр можно было окончить. Я, однако, подошёл ещё к окну. Из него была видна лишь часть села. Большое, недурно построенное здание привлекло моё внимание.
— Это что за здание? — спросил я одного из крестьян, физиономия которого понравилась мне больше других.
— Энтое?.. А это наша училища, вашескородие, — отвечал он благодушно и почтительно, как любят говорить пожилые солдаты молодым офицерам.
— Ты не из денщиков ли? Фамилия твоя как? — спросил я.
— Антон Спиридонов. Из денщиков, вашескородие.
— Так, говоришь, училище?
— Так тошно, земская училища. Четвёртый год уж открыта… И мой мальчишка здеся учится.
На этом и окончился мой осмотр сарая.
II
Если вам когда-нибудь кто-нибудь скажет, что следователь, или полиция, или сыщик действуют по строго определенному плану, — не верьте. Все действуют вначале втёмную…