Маргарета ошалело помотала головой, опёрлась о ствол дрожащей рукой. Макс лежал под деревом ничком.
Он был очень бледный, так, что видно даже со спины. Маргарета рухнула рядом с ним, нащупала на шее вену, но не смогла понять, свой пульс слышит или его; опустила лицо, задержала дыхание: дышит? Он ведь дышит?
Макс судорожно дёрнулся и перекатился на спину. Глаза у него были распахнуты и залиты чернотой.
— Макс! Макс! Да что ж ты…
Грудь дёрнулась — он тяжело, рвано вдохнул. Чернота побледнела, Макс моргнул — и посмотрел на Маргарету пьяно, осоловело.
Сел. Пошевелил руками, как будто пытался вспомнить, как они работают. Потёр лоб.
— Напекло, что ли? — с сомнением спросил он.
Они одновременно посмотрели наверх. Небо посветлело, синева в обрывках туч казалась слепящей, но солнца не было видно, и гадкая морось всё ещё слепо сыпалась из облаков.
— Макс, — Маргарета подёргала его за рукав. — Глаза опять были чёрные. Это не у Рябины, это у тебя! Макс, тебе нельзя к зверям. Тебе нельзя летать.
Он дёрнул плечами и отвернулся.
— Это серьёзно. А если бы ты был в воздухе? Ты бы упал ещё раз! Это же не шутки, ты же… ты покалечиться так можешь, понимаешь? Верный способ умереть!
— Ерунда.
— Макс, но…
Он вдруг вскинулся и бросил зло:
— Со мной всё в порядке, ясно?
Она давно не видела его таким. Может быть, никогда не видела.
— Да, — медленно сказала Маргарета. — Ты в порядке. Я поняла.
Глава 11. Дело житейское
Если на первый взгляд станция выглядела сущим бытовым кошмаром, то примерно на третий, трезвый и солнечно-утренний, оказалось: на деле это вполне обжитая, почти уютная, хоть и весьма несвежая консервная банка.
У Макса всегда была удивительная волшебная сила, за которого его уважали и тихо ненавидели в любой казарме: если уж он решил проснуться с утра пораньше, он умел пару раз махнуть ногами, с хрустом размять шею и стать вдруг таким бодрым, что в него хотелось стрелять. Вот и сегодня, пока Маргарета фырчала и сонно плескалась над умывальником, Макс уже отжался на кулаках с десяток раз и развил бурную деятельность.
— Ты кашу будешь?
— Какую, — Маргарета вынырнула из полотенца, вид у неё был очаровательно всклокоченный, — кашу?
— Молочную!
Она нахмурилась, перекинула полотенце через плечо и с сомнением куснула губу:
— У меня есть молоко?
— Сухое, — жизнерадостно подтвердил Макс. — Оно входит в пайки номер четыре, а у тебя их тут целая коробка стоит потрошёных!
— Фу, — скривилась девушка.
Но Макс был непоколебим в своём оптимизме:
— Ладно, я на тебя тоже сделаю.
Судя по разобранным пайкам, Маргарета питала слабость к консервированному горошку: он полагался на обед, и на полную укладку в двенадцать пайков горошка не осталось ни одной баночки. Зато и сухое молоко, и галеты оставались нетронутыми.
Макс был не так чтобы склонен перебирать харчами. Но в полях, где не было кухни и когда выдавалось время, приучился собирать из частей пайков что-нибудь неожиданное. В конце концов, типов пайков всего-то пять, и первый из них до фронта никогда не доезжал, а жрать одно и то же неделями надоедает даже вивернам.
Поэтому сейчас он, немелодично насвистывая, колдунствовал над крошечной переносной плиточкой: развёл молоко, плеснул в него промытый рис, щедро закинул сразу четыре кубика сахара, щепотку соли, половину пакетика какао…
Максу нравилось готовить. И пробовать вот так, с кончика ложки, обжигающе-горячее адское варево — тоже. Солнце заглянуло на станцию длинными жёлтыми квадратами, где-то надрывно жужжала муха, Маргарета сердито ковырялась в своих журналах, пыхтя, как оскорблённый ёж, а Макс разделил клейкую кашу пополам, плюхнул по мискам, поставил на огонь чайник, — разве же не хорошо?
— Приятного аппетита, — объявил он и толкнул кашу к Маргарете.
Девушка смотрела на неё кисло. Понять её было можно: блюдо вышло не так чтобы особенно эстетичным. Но кого в каше волнует эстетика, её же не для красоты готовят, а для пуза!
Макс воткнул в кашу ложку. Она чуть покосилась, но осталась стоять черенком вверх. Свою порцию он размешал с силой, подул, а потом удовлетворённо запихал молочно-рисовый комок в рот и щедро залил чаем.
— Это очень полезно, — сообщил он. — В молоке витамины и микроэлементы для крепких костей, а ещё белок и вообще. Ты кушай, кушай!
Маргарета потыкала пальцем в торчащий черенок ложки. Но потом отщипнула немного и принялась вяло, без энтузиазма жевать.
Впрочем, максова энтузиазма хватало на них двоих, — он пёр вверх, как рис из кастрюли, и грозил выбить собой станционную крышу. Пока Маргарета, такая же медленная и потерянная, собирала сумку в вылет, Макс успел помыть посуду, натаскать воды и выбить одеяло. А когда Маргарета застёгивала шлем, бросил между делом:
— Я пыль приберу маленько.
Она пожала плечами и вышла, а Макс потёр лоб тыльной стороной ладони.