Читаем Погода завтра изменится полностью

Я сижу на груде горячих камней. Маленький катерок покачивается на воде. Я с грустью смотрю на него. Теперь он, этот работяга-катерок, остался не у дел: через Турыш построили временный деревянный мост, и я срочно переквалифицировался. Помогал монтировать новый копер и буду работать на нем. Завтра забьют первую сваю. Первую!..

Потом в котловане заложат фундамент, забетонируют. Потом поднимутся над водой бетонные опоры, ажурные пролеты и по новой дороге, через наш мост, пройдут первые машины. Потом их пройдет много, сотни, тысячи машин, и на одной из них уеду отсюда я. Уеду открыто, может быть, в отпуск. Представьте, я никогда еще не был в отпуске.

Перечитываю еще раз то место, где говорится обо мне, и чувствую, как закипает в душа обида. Кто это написал? Жора? На него это похоже. В конце концов неважно, кто написал. Обидно, что есть типы, которые не верят мне, не верят людям и вообще ни во что не верят. А Виктор говорит: главное — оправдать доверие. Может быть, действительно в жизни так и бывает, как сказано в этом письме?

Удивительная штука — жизнь. Тысячи поворотов, и не знаешь, что ждет тебя за каждым из них.

Я осторожно отношусь к жизни: слишком уж круто, порой жестоко обходилась она со мной.

Хочется быть человеком. Понимаете, че-ло-ве-ком!

Большое жаркое солнце медленно опускается за кромку леса. Душно. Даже близость реки не освежает. Воздух кажется густым, устоявшимся, неподвижным. Можешь потрогать его рукой, можешь сжать в ладони и, обжигая губы, попробовать на вкус...

К цементному складу из последнего рейса пришли автомашины. Возле одной из машин Жора отчаянно с кем-то спорил.

— Рейсы рейсами, ты мне до последнего метра засчитай километраж. Законы я не хуже тебя знаю... Ну чего там застряли? — Это уже относилось к кому-то другому.

С левого берега возвращалась бригада монтажников. В полном составе, все семнадцать человек.

Вышла из своей конторки Сильва в светлом нарядном платье, в лакировках, будто на танцы собралась.

Я скомкал письмо, хотел бросить в Турыш, но раздумал и положил в карман. Я смотрел на яркий солнечный закат, отраженный в воде, и думал: «Пусть будет так — живем, где раки зимуют... За жизнь деремся, дорогу строим...» И вдруг слова обрели форму и сложились в стихи:

Живем мы с тобою,Где раки зимуют.И строим мы с боемДорогу большую...

Потом снова достал письмо и наискосок, как резолюцию, записал эти строчки. Чтобы не забыть. Когда я встречу Риту, я обязательно прочту ей эти стихи.

И еще я подумал:

«Это неправда, что люди бесследно исчезают, неправда. Люди столько делают своими руками! Иногда кажется, что не только города, машины, дороги, но и леса, горы, реки, моря, даже небо и облака, дожди и солнце — все, все создано людьми. И неважно, что нет уже тех людей, — есть горы, небо, моря и реки!»

Поначалу человек, написавший письмо, показался мне страшно умным. Сейчас я понял, что это всего лишь червяк, который сидит в своей дырке и дрожит от мысли, как бы кто его не потревожил. А я не хочу быть червяком. Я хочу быть человеком среди людей.

XIV

Заколдованные сваи

Это только казалось, что все будет просто. Несколько ударов дизель-бабы — и свая на месте.

Но счет ударам потерян, а свая не подчиняется. Она вошла только на двенадцать метров, а дальше, будто заколдованная, не двигается.

Начальник мостопоезда в сотый раз, наверное, приходит к котловану. Его сопровождают главный инженер и начальник участка, оба хмурые, злые и молчаливые.

— Непонятное творится, — говорит главный инженер. — По расчетам сваи должны входить в грунт на двадцать метров.

— А где взять еще восемь метров? — спрашивает начальник.

Тот пожимает плечами.

— Не понимаю. Расчеты рвутся по швам.

— Расчеты, расчеты!.. — сердится начальник. — Подмыв вели? — Теперь он обращается к начальнику участка.

— Вели.

— Подмывать еще!

Шли дни, а работа не двигалась. Сваи в лучшем случае подавались всего лишь на несколько сантиметров. Эти «несколько сантиметров» стоили невероятных усилий.

Лицо мое почернело за эти дни, руки были в ссадинах. Я завидовал Жоре, Виктору Тараненко, Сильве.

Им что, работай да работай.

А у меня какие-то дурацкие расчеты, которые «рвутся по швам» и которые давно бы, наверное, пора перекроить.

Жора говорил:

— Ну что. сваезабиватель, наткнулся на вечную мерзлоту? Посоветуй главному инженеру способ прогревания почвы... А то в этом месяце без зарплаты останешься.

— Не твоя забота. Лишь бы ты не остался без денег... Для тебя это все.

Жора скалил зубы...

— У-уф. какой ты стал! Агитатор. А деньги, хлопец, действительно хорошая штучка. Деньги — капитал. Об этом даже Карл Маркс писал. Не читал? Э-э, да ты, как видно, слабовато подкован политически...

Мне даже снились эти проклятые, «заколдованные» сваи.

Будто обступали они меня со всех сторон и, как Жора, скалили зубы: «Погоди, хлопец, мы тебе покажем, где раки зимуют...»

Наступало утро, и все начиналось снова. Подмывка грунта. Гулкие, ухающие удары дизель-баб. И все впустую.

Рабочие возмущались:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези