Лев выбрал древний сей город местом своего венчания с чешской принцессой. Он давно готовился к этому событию, созвал зиждителей, велел подновить надвратные арки, у входа в церковь выложить зелёным холмским камнем паперть. Храм украсили новые фрески и старые писанные на кипарисовых досках иконы греческого письма. Княжеский терем, показавшийся Льву утлым после львовских и галицких палат, тоже похорошел: кровли, наличники на окнах, столпы на гульбище подвели киноварью, а в каменной части хором искусный резчик Иван из Холма вытесал замысловатые узоры.
На главной башне Теребовля, гордо возвышающейся над восточными воротами, реяли стяги: Рюриковичей — с рарогом-соколом, и чешский — с золотым львом в короне на пурпурном фоне.
Каждый день с утра князь обходил стены. И всюду за ним, словно рой жужжащих пчёл, семенили бояре, молодые и старые, в зелёных, синих, алых опашнях, ферязях, зипунах, в куньих, бобровых, лисьих шапках, напомаженные, раскрашенные, как куклы. Вот спешит за князем, тяжело дыша и вытирая с чела обильный пот, старый лис Арбузович, щурит на солнце узкие половецкие глаза. Вот вышагивает, как журавль, долговязый молодой боярский сын Дмитрий Дедко, определённый князем в старшую дружину. Здесь же канцлер Иоаким, теребовльский посадник Яков, тысяцкий.
Лев останавливается возле одного из крепостных зубцов, хмуро озирается. Солнце брызжет в очи, слепит, становится неприятно.
— Димитрий! — окликает Лев молодого Дедко. — Возьми отроков, пятьдесят человек, выезжай встречь невесте. На нощь остановитесь в Звенигороде.
Внизу, возле ворот, князь замечает крытый возок епископа Феогноста. Уже третий день, как сарайский владыка в Теребовле. Разговор с ним Лев отложил на потом. Сперва венчание. Дело не терпит отлагательств. Он и без того заждался невесты.
Съезжались в Теребовль многие государи. Приехали литовские князья, братья Будивид и Будикид, молодые светловолосые молодцы — косая сажень в плечах, а вместе с ними — хитровато улыбающийся Маненвид, ныне — первый боярин в Литве.
— Я тебе, князь, всегда другом был. Помню, как помог ты мне, — говорил Маненвид, льстиво кланяясь и словно не замечая презрительной усмешки на княжеских устах.
«Знаем, помним, как в ногах ты у меня валялся, как доносы писал, а после с Трайденом вместях Дрогичин жёг!» — думал Лев.
Но не время было с литвинами спорить и ссориться. Князь смолчал, лишь слегка кивнул головой в ответ на слащавые слова Маненвида.
Следом за литвинами явился князь Конрад Мазовецкий, вислоусый, седой, сгорбленный старичок. Сопровождала его супруга, княгиня Агафья Святославна, такая же старая и сгорбленная. Агафья была по рождению русской княжной и приходилась двоюродной сестрой покойному князю Даниилу. Лев и Мстислав называли её почтительно «тётушкой». В ответ мазовецкая княгиня некрасиво кривила беззубый рот и подолгу рассказывала, как она жила на Руси, когда была молодой, какие платья носила, в чём была во время венчания.
Князь Конрад, несмотря на преклонные лета, был ещё бодр, хорошо держался в седле, а за столом мог перепить любого молодого дружинника. Он хвастался перед Львом своей длинной саблей и говорил, что в битве под Ярославом, где сражался «с тобой, Лев, плечом к плечу противу угров», снёс одним ударом три вражьи головы.
— Матка боска! Что нонешние?! Куда вам?! Вот мы бились! — вспоминал он за чарой крепкого мёда.
«И полкняжества своего орденским немцам отдавали. И от татар бегали опрометью, в порты наделавши. Все вы хороши за столом», — думал с неодобрением Лев, глядя, как Конрад макает в мёд свои широкие седые усы.
Хоромы оживились с приездом волынской княгини Ольги. Весёлая, румяная, сильно раздобревшая в последние годы, Ольга смачно расцеловала Льва и старую Агафью.
— Ну, княже, поздравляю тя! Вельми рада! Вот и подарков тебе навезли, и скоморохов своих взяла! Муж мой, князь Владимир, такожде сему рад! Дай те Бог счастья в доме!
— Почему князь Владимир сам не приехал? — спросил Лев, радуясь в душе, что не увидит на венчании вечно поучающего его двоюродника.
Приболел чегой-то. Зубы у его разнылись, дёсны внизу нарывают. На охоте, видать, застудил, — отозвалась Ольга. — Зато вот падчерицу я свою привезла.
Она подтолкнула в бок девочку-подростка, скромно потупившую взор и покрасневшую от смущения.
— Ух ты, сколь большая стала, Изяслава! И не признать тебя, — заметил Лев. — Тоже скоро невестой будешь.
— Тако, воистину, воистину, — затрясла головой в цветастом убрусе Агафья.
Приехал на свадьбу соседа и венгерский король Ласло Кун, бледный прыщавый молодой человек надменного вида, сухо побеседовавший со Львом о спорных свинцовых рудниках в пограничном Родно. Короля сопровождала пышная свита из придворных баронов, добрая половина из которых уже в дороге сумела излиха перебрать вина. Гридни развели угров по палатам и, зная буйный мадьярский норов, старались не допускать их стычек и драк с остальными гостями.
В тереме вовсю шли приготовления к грядущим пиршествам. Теребовль гудел, как потревоженный улей.