Надев поверх синего цвета шёлковой рубахи овчинный кинтарь с медными бляшками, князь вышел в горницу и приказал дворскому запрячь тройку коней.
— Вели пегого жеребца запрячь коренным, а обочь поставь рыжего ливийца, и белого того, гривастого, которого Конрад подарил, — распорядился он.
Тем временем старая Эрнестина умывала и одевала принцессу, Лев слышал, как Елишка капризно покрикивала на мамку:
Не хочу это платье, подай вон то, красное! Не хочу эту шапку, она лохматая. Кунью дай! Сапоги подай с боднями! Да не те, корова ты старая! Чёрные, венгерские! Рукавицы с раструбами, с бахромой, с нитью золотистой! Перщатые которые, овечьей кожи! Эти, эти!
«Надоест она мне быстро, утомит своими причудами. Капризанка! Ну, да всё едино, она лучше, чем Констанция, — вдруг подумалось Льву. — После той угорской ведьмицы ничего мне не страшно. Да и ляхов, дай Бог, прижмём с королём Венцеславом вместях».
...Долгой вереницей растянулись по шляху запряжённые тройками лошадей открытые возки. Утро выдалось тёплым, солнечным, снег начинал таять.
Выехали за город. По левую руку голубела узенькая Гнезна. Этой зимой она только в верховьях да кое-где в неглубоких местах у брега покрылась льдом. На реке виднелась местами белая шуга.
— Гони быстрей! — приказал Лев возничему.
В возке они сидели втроём с Елишкой и княгиней Ольгой, которая щурилась от яркого, слепящего глаза солнца и прикрывалась пушистой рукавичкой.
Возок сильно тряхнуло на ухабе. Ольга испуганно взвизгнула, Елишка задорно рассмеялась, Лев прикрикнул на возницу:
— Микола, осторожней! Не дрова везёшь, чай! На гору мчи, а оттуда вдоль леса, попридержишь коней. Крутой там спуск!
Князь оглянулся назад. Другие возки отстали или свернули в сторону, только высокая угорская карета короля Ласло спешила следом за ними, вздымая клубы снега.
— Угорец давеча перебрал! Он такой противный! На змеёныша похож! — презрительно морща лицо, громко говорила Ольга. — Всё кричал безлепицу!
— Не шуми так, сестрица. Могут услыхать. — Лев опасливо оглянулся. — По правде говоря, мне этот Кун тоже порядком надоел. Всё о свинцовых рудниках спорил. Мол, отобрал я у него их. А рудники те испокон веков наши.
Лихие тройки взмыли на гору, миновали строения загородного монастыря, стрелой полетели вниз по склону. От быстрой скачки захватывало дух.
Кони круто остановились у подножия горы.
— Поезжай тише! — велел Лев.
Женщины откинулись на спинку возка и беседовали о шубах и платах. Лев рассеянно слушал, посматривая по сторонам.
Кони, весело пофыркивая, снова побежали вверх. Поскрипывали полозья, возок качало, подбрасывало на ухабах и кочках. Шлях вился серебристой лентой посреди букового леса. На самой круче Лев велел вознице остановиться и спрыгнул наземь.
— Королевна! Ступай ко мне. — Он подал Елишке руку, подхватил её, затем осторожно поставил на дорогу и помог сойти по ступеням грузной Ольге.
На вершине не росли деревья и открывался дивный вид на окрестности. В ушах отрывисто свистел ветер.
— Почто привёз нас сюда? Дует, хлад! — пожаловалась Ольга.
— Хочу показать своей супруге нашу Червонную Русь. А такие места всегда притягивают к себе. Вот, королевна, эти горы называются Толтры. Там, — Лев указал перстом на север, — город Зборов. Иной раз его стены можно увидать в ясный день. Но нынче не видно.
— Тамо же, невдали, град Шумск, — вмешалась в разговор Ольга. — Там живёт вдовая княгиня Альдона, твоя сноха, принцесса. Её покойный муж был братом князя Льва.
— Почему Альдона не приехала на свадьбу? — спросил Лев.
— Не ведаю. В последнее время мы редко видимся. Она стала странной, нелюдимой. Словно заворожили её.
— Вот как. — Лев нахмурился. — Ну, бог
— Выходит, и ты — данник хана? — спросила, сморщив носик, Елишка. — Не знала я, что за татарского раба замуж иду!
Она презрительно хмыкнула и гордо вскинула вверх голову. Лев зло прикусил ус.
В разговор вмешалась Ольга.
— Ты б не величалась вельми, княгинюшка, — сказала она. — Не ведаешь бо, каковы они, татарове сии. Давно ли вся Европа ваша дрожала, одно имя их услыхавши. Дед мой, князь Михайло Всеволодич, тож тако вот величался. Горд был, помощи супротив татар у вас, латынян, испрашивал, в Лион на собор церковный ездил. А кончил смертью мученической в ставке у Бату-хана.