Погоня за ветром

— Сё тако, княгиня, — озабоченно морща чело, вступил в разговор боярин Григорий. — Да токмо вижу я: многие бояре, особо из молодых, Львом обласканы, его сторону держат.

— Так головы им руби, боярин! Хватай и на плаху! — вскричала Юрата. — Вон как покойный Войшелг у себя в Литве деял!

— Не годится это, мать! — внезапно возразил Шварн. — Добра от плахи не будет. Зло токмо зло единое порождает. Коли мы одних — на казнь, дак и иные тогда, те, которые нашу сторону покуда держат, ко Льву откачнут.

— Рохля! Придурок! — зашлась в ярости Юрата.

Боярин Григорий неожиданно поддержал Шварна:

— А в том ты прав, князь. Тако со боярами — не годится. Но Льва наказать надоть.

В разговор вмешалась до того молчавшая Альдона:

— Погоди, боярин. И ты, матушка, не гневись попусту. Там ещё, на пиру когда сидели, сказал Лев, мол, с Ногаем у него соуз и дружба. Ежели, мол, кто на него пойдёт ратью, Ногай тут же помощь ему пришлёт.

— Верно, так и есть, — мрачно заметил Шварн. — Знаю я Льва лучше вас, брат он мне. Не дурак он и на такое дело, как убиенье Войшелга, не пойдёт, заранее всё не продумавши.

— Да, — задумчиво поглаживая бороду, промолвил боярин Григорий. — Выходит, не ко времени мы поход затеяли. Может, и правда. Разузнать надо про Ногая. Вдруг притворяется Лев, попросту напугать нас мыслит. А доколе не сведаем, идти нам на Перемышль не след.

— Трусы вы все! Трусы жалкие! — взорвалась Юрата. — Татарина вонючего испужались! А ты, Шварн, вспомни, как отец твой Куремсу, темника татарского, и в хвост и в гриву гнал из земли нашей! Как клочья летели от татарвы! Князь Изя слав Владимирович тогда, как Лев ныне, с Куремсою соузился, дак не побоялся отец твой пойти на них ратью!

Яростно топнув ногой, она бегом вылетела из покоя. Григорий, почесав пятернёй голову, вздыхая, нехотя поплёлся за ней следом.

Альдона проводила свекровь недовольным взглядом.

«Всё беснуется попусту. А ведь я, я боле всех скорбеть, рыдать, ко мщению взывать должна! Что ж, я отомщу! Хотя бы не Льву, так приспешнику его первому, ворогу, переметчику подлому! Пусть тогда и Лев знает, какова месть дочери Миндовга, пусть страшится, в каменном гнезде своём сидючи!»

— А уж видно, лада, что тяжела ты, — прервал её мысли Шварн.

Он приложился устами к обтянутому мягким шёлком животу жены и расцеловал его.

Альдона вымученно улыбнулась. Снова острым жалом впилась в голову её мысль: «Ужель я от того забеременела?! — Даже в мыслях она не называла Варлаама по имени. — Ужель грех этот до конца дней покоя мне не даст?!»

Чем больше сомневалась и ужасалась Альдона, тем сильней крепло в душе её желание отомстить.

Поздним вечером она направила под видом торговцев в Перемышль двоих верных слуг-литвинов.

28.

— Нет, Варлаам, нет! Сидеть здесь, служить Льву ентому — уволь! — возмущался Тихон.

Взъерошенный, возбуждённый, он ворвался в камору друга и после долгих расспросов вызнал у хмурого Варлаама обо всём, что случилось во Владимире.

— Нет, ну ты помысли, Варлаам, право слово! Значит, он тя надул попросту! Уверил, что ничего Войшелгу не грозит, ты поехал, убедил князя Василька, а он за спиной твоей гибель литвину готовил! Не мерзко ли, не противно?! Нет, друже, нет! Я Льву боле служить не буду! Клятвопреступник он, обманщик, кознодей! Ещё и тогда видно было, когда в ляхи тя посылал! Нынче же съеду! Вот пойду, скажу всё, что думаю, коня своего выведу — и за ворота! Негоже...

— Да не горячись ты! — раздражённо оборвал его Варлаам. — В ушах звенит от криков твоих! Сказал, и довольно. Без тебя тошно на душе, погано! Только куда ты поедешь теперь? В Холм, к Матрёне своей разлюбезной? Там тебя, думаешь, ждут с объятиями распростёртыми? Там боярин Григорий, княгиня Альдона. Признают они тебя, в поруб посадят, а то и вовсе голову ссекут. Им ты не объяснишь, как мне, что мерзко тебе стало у Льва!

— Ну дак я тогда... Хоть куда! Хоть в ляхи, хоть в угры!

— А помнишь Падую? Архиепископа Орсини помнишь? Что, веру будешь менять?

Тихон досадливо махнул рукой.

— И что ж деять тогда?! Сидеть здесь, что ль?! Дальше Льву служить али как?! — выкрикнул он.

— Переждать надо, друг. Война сейчас может случиться. Вдруг князь Шварн вздумает за Войшелга мстить?

— Ну и пусть! Дак мы что ж, боронить Перемышль будем?! За Льва стоять?! — снова вскипел Тихон.

— Иного выхода нету. Сами на службу пришли, никто нас силком не тащил. А после, как схлынут страсти, уйдём. Люди мы вольные, к любому наняться сможем. Если не здесь, на Галичине, так в Залесье уедем. Многие уезжают. Но покуда потерпеть придётся. Да, может, и войны-то никакой не будет. Поругаются князья, поспорят да и замирятся. Войшелг-то ведь ни князю Васильку, ни Мстиславу особо люб не был. Только князь Шварн и бояре его ближние — вот его друзья, вот кто против Льва меч точит.

Ничего не ответив, Тихон горестно вздохнул.

В дверь сунулся холоп.

— Отрок Варлаам, тебя князь кличет.

— Не кручинься, друже, — обратился Варлаам к Тихону.

Потрепав вымученно улыбнувшегося товарища по плечу, он заторопился вниз по лестнице.