Погоня за ветром

Вскоре Варлаам пересёк холмы Розточе с мелкими селениями по склонам. На коротких привалах он вдоволь напился горьковатой на вкус целебной воды, которая, как уверяли местные крестьяне, придаёт телу силу и молодит.

Затем был Львов — уже довольно большой город, воздвигнутый князем Даниилом на подольских холмах лет десять тому назад и названный в честь Льва. Во время Бурундаевого нашествия стены Львова были разрушены, но теперь, как и во Владимире, возводились вновь и были уже почти выстроены. Здесь, во Львове, на постоялом дворе усталый от долгой скачки в седле Варлаам заночевал. Отсюда до Бужска оставалось немногим более двадцати вёрст.

На рассвете Низинич продолжил свой путь. Ещё до полудня взору его открылся берег узенького в этих местах Буга. Возле реки росли густые камыши, сплошь обледенелые. Проезжая через них, Варлаам слышал, как звенит лёд.

— Далеко ли до Бужска? — спросил он у двоих своих спутников — кметей.

— Вниз по реке коли идти, дак версты[153] три-четыре, не боле, — ответил ему седовласый воин в низко надвинутой на брови мисюрке[154]. — А там, — указал он обтянутым рукавицей перстом на полдень. — Красное. Село твоё, боярин.

Варлаам молча кивнул. Чудно, непривычно было ему слышать обращение «боярин».

В ворота Бужска, маленькой притулившейся у берега реки старинной крепостцы, они въехали около полудня. К удивлению Варлаама, крепостные врата были настежь распахнуты. Спросив у первого встречного мужика, почему так, он услышал ответ:

— А кого ж нам бояться? Еже татары, дак едино не выстоять, в лес бежать нать. А свои князи, дак и не пойдут. Взять-то у нас неча.

В самом деле, городок оказался очень мал, прямо как какая деревня. Варлаам насчитал всего десятка три дворов, обведённых плетнями. Были в основном глинобитные мазанки с соломенными крышами, но встречались и избы, приземистые, тёмные, как будто вросшие в землю.

— До Батыева нахожденья народу здесь много селилось, — рассказывал седобородый кметь. — Ремественники добрые были, кузнецы, шорники, гончары. А нынче запустел Бужск. Беднота — та боле по лесам мыкается, бегут от усобиц княжеских да от татар. Лес — он от всякого ворога укроет. А кто познатнее — купчишки да умельцы всякие — те кто во Львов, кто в Луцк подался.

— Что ж, ныне-то, выходит, и стены крепостные некому подновить? — Низинич сокрушённо качнул головой. — Да, плохо дело.

Впереди показался обветшалый терем с высоким всходом, гульбищем и волоковыми окнами. Его окружал тын из саженных кольев, плотно пригнанных друг к другу.

— Старые хоромы княжьи, — пояснил седобородый. — Давно никто не живёт. Изредка князь Данила наведывался, когда на ловы выезжал. Да и тому лет десять, верно, минуло, как в последний раз бывал.

Явился дворский, маленький мужичок с хитринкой в прищуренных глазах. Потирая сухонькие ручки, он быстро, скороговоркой залепетал:

— Наслышаны, наслышаны, светлый боярин! Дозволь, коньков ваших тотчас в стойло отведём, овсу им зададим. Прошу тебя, боярин, в горницу. И вас, люди ратные, такожде.

Хоромы были обширны и богаты, но запущены. В углах горницы виднелась паутина, кое-где в переходах и на гульбище Варлаам заметил пятна застывшей грязи, в гриднице он невзначай провёл ладонью по суконной скатёрке, покрывающей большой медный ларь, и обнаружил густой слой пыли.

— Прибраться, всё вымыть, вычистить! — строго наказал он дворскому. — Негоже так к добру господскому... Беречь надо рухлядь многоценную!

После обильного обеда с олом и чарой крепкого мёда уставшие с дороги кмети отправились в гридницу отдыхать, Варлаам же, оставшись один, стал обдумывать новое своё положение.

Перво-наперво надо было собрать всех горожан на вече, велеть подновить крепость. Пусть работают на барщине, на то и людины. Потом следует назначить смотрителя за работами в городе и проехать по окрестным сёлам. Поставить тиунов[155] из числа холопов, поглядеть на поля, определить, сколько где обжей[156], сколько с кого брать и хлебов, и мяса, и сена.

«Дань ордынская по полугривне, дань княжеская...», — вспоминал он читанное недавно «Мерило праведное»[157].

...На следующий день Варлаам вместе с двумя спутниками выехал в село Красное, расположенное верстах в двадцати на полдень от Бужска. По твёрдому зимнику свежие, отдохнувшие кони мчали быстро, так, что аж дух захватывало. Снег искрился и слепил глаза, Варлаам смахивал ладонью наворачивающиеся слёзы.

— Село большое, когда-то богатством славилось, верно, ещё при Романе Мстиславиче, деде нашего князя, — рассказывал старый кметь. — Потом, в пору боярских склок да Батыева нахожденья, с землёй тут всё сровняли. После сызнова начали отстраиваться. Ныне с десяток дворищ[158] Красное насчитывает.

— Десять дворищ? — переспросил Низинич. — Стало быть, десятков пять или шесть дымов[159].

— Ну, ещё, верно, подсуседники есь, да ещё холопы обельные такожде имеются. Мыслю, десятков восемь дымов. Большое село.