Нет, шанс попасть в бани уже сегодня был, пусть и минимальный, но все-таки. Составление протокола было на редкость стремительным, потому что дежурный стажер старался не смотреть в сторону столичного начальства, грозно хмурившегося в углу. И на опрашиваемую даму он тоже не особо смотрел. Хватило одного раза.
Очаровательная шона вошла в дежурку, разогнав тучи усталости и дурного настроения одной мимолетной улыбкой. Облокотилась о край конторки, и взгляд молодого эфора моментально съехал с лица опрашиваемой чуть ниже. А потом откуда-то слева раздалось рычание. Весьма пугающее и такое натуральное, что дежурный даже не сразу поверил, что издавал его никто иной, как господин Пауль Эро, столичная шишка, модник, щеголь и все такое.
Очаровательная шона закатила глаза, и рычание было моментально замаскировано под надсадный кашель, тоже довольно страшный, между прочим. Когда же Сонья Ингеборга Унольв заговорила, стажер мысленно взмолился всем модным богам, чтобы коварная судьба не заставила его подняться из-за конторки. Не оставалось никаких сомнений в том, что сделает с ним всегда спокойный, невозмутимый и веселый господин Эро, если заметит, какую реакцию на подчиненного оказал голос ценной свидетельницы.
А он заметит.
Стажер поерзал на месте, пытаясь найти более удобное положение, а женщина продолжала и продолжала говорить, упреждая вопросы. И голос ее лился горьковатым падевым медом, такой же густой и янтарный. И глаз невозможно было оторвать от полных лениво двигающихся губ.
Наваждение какое-то!
Ненавязчивый кашель то и дело заставлял стажера вздрагивать и упираться взором в белый лист бумаги, по которому вкривь и вкось скакали буквы, слова и предложения… Удивительно, что получилось хоть что-то записать…
Когда же опрос был окончен, нахальный мальчишка, бросавший на Сонью откровенно заинтересованные взгляды, протянул на подпись бумаги, прокомментировав их стандартной фразой:
— В конце каждого листа, пожалуйста, напишите: «Мною прочитано, с моих слов записано верно». И дату и подпись…
Пауль бросил в исписанные листы быстрый взгляд и скривился. Берут в эфоры кого попало. Даже писать не умеет, словно курица лапой накарябала… Немедленно подумалось, а почему, собственно, лапой? Разве у кур лапы?.. И тут из водоворота мыслей на передний план выдвинулась наполненная паром комната, прозрачный бассейн с голубой водой и обнаженное влажное тело, опутанное мокрыми прядями рыжих волос…
А затем в дежурку влетел посыльный.
— Письмо от сиги Танаис! — объявил он с порога голосом запыхавшимся и каким-то дурным.
Пауль Эро опустил веки, мысленно прощаясь с банями и с образом обнаженной рыжей красавицы, и с выражением абсолютного счастья взял в руки приглашение.
Отказаться, конечно же, не было никакой возможности. Не объяснять же благородной правительнице, что у него, у Пауля, на остаток этой ночи были совсем другие, откровенно говоря, более приятные планы?!
Он проводил Сонью до своей комнаты в казарменном общежитии и, воровато оглянувшись по сторонам, украл у нее один до безобразия короткий поцелуй.
— Жди меня здесь! — велел ворчливо, не желая отпускать из рук красную соблазнительно мягкую шаль, которая притягивала его взгляды весь вечер. — Никуда не ходи.
Она кивнула и зевнула так сладко, что сыщик не выдержал и на несколько секунд поймал в плен нижнюю пухлую губу. И не отпускал бы ее целую вечность, если бы Сонья с мягким смехом не вытолкала его прочь.
— Тебе пора, — прошептала она, глядя в обиженные голубые глаза.
— Я очень-очень быстро! — поклялся Пауль, судорожно застегивая пуговицы на кителе, то и дело расстегивавшиеся, стоило только этой манящей женщине появиться в поле зрения.
Возвращался в казармы бегом, когда солнце давно уже взошло над горизонтом. И ладно еще, если бы в этой неимоверной задержке была виновна сига Танаис, о любви к романтическим историям которой не слышал, разве что, только глухой. Нет же. Сам своими собственными руками, своей безмозглой головой и длинным языком...
Зачем, спрашивается, он рассказал венценосной русалке о своем обещание купить Сонье браслет? Ох, напрасно все-таки преуменьшают силу русалочьего голоса. Ох, напрасно. Рассказал все, как на духу, черт! Даже о том, в чем сам себе еще не признавался. О тревогах, о планах на будущее...
Ч-е-о-о-о-о-о-рт!!!
Целый час личный ювелир, гном, нагло маскирующийся под тритона, выспрашивал о предпочтениях и пристрастиях той прекрасной особы, коей предназначался подарок. Павлик скрипел зубами и на каждый второй вопрос отвечал:
— Я не знаю!
И это его «Я не знаю» восхищало до писка старенького тритона и умиляло до прозрачной слезы русалку.
Спустя час взрослый человек, давно состоявшийся как профессионал, и мужчина, известный в обоих мирах сыщик, набрался храбрости, чтобы сказать:
— Не хочется вас обижать, высокородная сига, благородный сиг, но, откровенно говоря, я уже приобрел...
— Дай сюда! — не дослушав, Танаис щелкнула пальцами и требовательно протянула руку вперед.
Пауль порозовел правой щекой, но все-таки положил на бледную ладонь небольшую красную коробочку.