Пограничье

   Дверь тихонько скрипнула, и в библиотеку вошла та, что называла себя нынче Соньей Эро, а по сути являлась Ингрид Хорт, которую все давно считали умершей. И она была лишней здесь. Его бы, старого Урса, воля, отправили бы эту пышущую здоровьем молодую волчицу в женскую деревню, за такой приз каждый захотел бы поучаствовать в играх...

   Женщина кинула на старейшину хмурый взгляд и, перехватив удобнее у бедра чужую девочку, в которой не было ни капли волчьей крови, сообщила:

   — Ларс, я хотела насчет комнаты для Пашкиных эфоров распорядиться, но меня никто не слушает...

   — Да что ж за жизнь? — возмутился вожак и посмотрел злобно, не на наглую бабу, нет, на него, на старого Урса. — Ступай, старик, видишь же, ни минуты покоя. Отложим наш разговор на потом. На после праздника. На весну... Нет, слушай, давай на будущий год, а?

   И теперь оплеванный опальный старейшина стоял на крыльце черного хода, с тоскою прислушиваясь к тому, что творится в старой усадьбе. Дом стонал от наплыва чужаков. Русалки, черти, чужие дети, эльфы, домовые и черт знает кто еще бегали по старым лестницам, смеялись, двигали мебель и красили стены.

   Под их варварским напором уже погиб Зал Предков, и все старые кости были торжественно сожжены в бездействовавшем десятилетия крематории. Конюшни открыли, и свора глупых радостных кобелей сейчас суетилась там, обхаживая чужих лошадей. Кухня дымила белым паром, дышала вызывающими бурное отделение слюны ароматами и гремела посудой.

   — Это конец всему, — проворчал старейшина Урс, спускаясь с крыльца. — На этот раз, все. Оборотни окончательно повержены.

   Он поднял к небу слезящиеся глаза и простонал, глядя в желтое лицо Койольшауки:

   — Прости, богиня, я сделал, что мог.

   Тем вечером домашние не дождались старейшину к ужину, а поиски снарядить удалось только к обеду, когда улегся чудовищный по своей силе снежный буран, унесший с собою не одну жизнь и, как выяснилось, жизнь старого Урса тоже. Впрочем, тем вечером об этой смерти никто не знал и даже не догадывался, да и поиски, организованные остальными старейшинами, не дали успеха. Пропажа нашлась только весной, когда окончательно растаял снег, недалеко от старой Усадьбы, у ограды, за конюшней. Старый Урс сидел, прислонившись спиной к одному из медных столбиков, и его мертвое лицо было обращено к небу.

   Нашедший старейшину дворник почесал перебитую белым шрамом бровь, воровато оглянулся по сторонам и, не клича никого в подмогу, перенес заледенелое тело к крематорию, давно переоборудованному под котельную.

   — Мертвые — к мертвым, — пробормотал молодой парень, прислушиваясь к тому, как кричат в печи старые волчьи кости.

   — К мертвым, — повторил он, проверяя, не осталось ли у ограды каких следов.

   — К мертвым, — пробормотал, прижимаясь вечером к теплому мягкому телу жены.

   — О чем ты, родной? — молодая волчица округлила на него светло-голубые глаза, а он только легко поцеловал ее в кончик носа и прошептал:

   — Спи без кошмаров, сладкая!

   Но это все было гораздо позже, на излучине весны, сейчас же в Волчьей долине была поздняя осень, больше похожая на середину зимы, морозное звездное небо, старый дом, залитый веселым светом, и полсотни невидимых человек в белых маск-халатах, притаившихся под каждым светящимся, смеющимся теплотою окном.

   В большом зале, где только вчера вечером был закончен стремительный ремонт, пахло свежеоструганной древесиной, еловой смолой и совсем немного дымом — отвыкший от работы за долгие годы бездействия камин поначалу капризничал и плевался искрами, но быстро вошел во вкус и теперь радостно потрескивал веселым пламенем.

   Гости сидели в креслах, прохаживались вдоль стен, выглядывали в окна и нетерпеливо принюхивались в ожидании ужина. Сегодня под этой крышей непонятные события, сотрясающие оба мира в последние несколько месяцев, собрали довольно разношерстную компанию.

   У камина, игнорируя общество, стоял темный королевский маг, первый советник королевы, айвэ Инар. Он грел длинные пальцы в черных перчатках над пламенем и косился на своего коллегу, светлого королевского мага, Александра Иннокентьевича Волчка, который прибыл в Волчью долину со своей супругой, медноволосой красавицей Элеонорой. В темно-синем коктейльном платье женщина стояла у рояля и переворачивала ноты прекрасной нимфе с белыми кудряшками, что довольно недурно играла самую модную из последних пьес знаменитого в светлом мире композитора.

   За спиною у молодой музыкантши, обозначая свои права рукою на спинке стула, возвышался генерал Штормовский. Он был по-военному подтянут и собран, что не мешало ему злиться, играя желваками, когда в поле зрения появился Пауль Эро и его обворожительная супруга. Шона Род поправила воротник-стойку на мужниной рубашке, задержала ладонь на его груди и, шепнув что-то одними губами, отошла к задумчивой блондинке в жемчужном платье, сидевшей прямо на подоконнике.