Несколько часов Зюсько вел поиск. Как нарушитель ни хитрил, ни маскировался, уйти от пограничника не удалось.
…Сержанты Николай и Алексей Супруны — близнецы, служат на одной заставе. Николай командует первым отделением, Алексей — вторым. Братья соревнуются между собой. То один вырывается вперед, то другой. У каждого значки «Отличный пограничник», «Отличник Советской Армии», «Воин-спортсмен». Оба пришли на границу комсомольцами, здесь стали коммунистами. Николай — секретарь комсомольской организации заставы, Алексей — заместитель секретаря партбюро. И заботы, и думы у братьев одинаковые. Вот только в одном Алексей обогнал Николая: отделение у него отличное.
— Это мне просто повезло, — улыбается смущенно Алексей. — Если бы такой, как Панков, попал в мое отделение, не получили бы мы отличной оценки на инспекторской. Сколько с ним Коле возиться пришлось!
И братья рассказывают о солдате из отделения Николая: избалованный, капризный, разболтанный парень. До призыва играл в футбольной команде класса «Б». Видимо, успех вскружил голову. Началась битва за настоящего Панкова, за такого, каким он может и должен стать. Не всегда победа на стороне братьев-сержантов, но понемногу парень выправляется.
— Ничего, человека из него сделаем, — уверенно говорит Алексей, а брат молча кивает, подтверждая его слова. — Потом благодарить будет.
Они своего добьются, в этом нет сомнения. И Панкова воспитают, и оба отделения сделают отличными. Для этого у братьев есть все: и знания, и энергия.
Может быть, я ошибаюсь, но, на мой взгляд, отдельному человеку заслужить награду проще, чем большому воинскому коллективу.
Орден на знамени… Он как бы вобрал в себя все, чем жил и чем славился отряд: ратный труд нескольких поколений пограничников, пятнадцать тысяч бессонных ночей и столько же тревожных дней. За этим орденом — бесчисленное количество схваток со шпионами, диверсантами, бандитами. В его металле — молекулы и атомы орденов и медалей личного состава, начиная от Петра Карабана и Деканина и кончая Михайловым, Запорожским и Пимоненко. В нем влюбленность в свое дело капитана Лазиашвили, пограничное мастерство Белоусова и Медведева, командирская взыскательность сержантов Супрунов, настойчивость ефрейтора Зюсько. Словом, в этом ордене — воинский подвиг и будничный труд пограничников отряда за четыре десятилетия.
Вот что стоит за орденом Красного Знамени № 549506.
НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ
ЖИВАЯ ТЕЛЕГРАММА
Молодые пограничники притихли, с вниманием слушают рассказ ветерана границы Ивана Федоровича Врачева.
— В наше время не было такой связи, как у вас, — говорит гость. — Выезжая на границу, мы брали с собой для связи с заставой голубей. Умная это птица, голубь, доложу я вам. Находились они у нас на груди в футлярах, сшитых из сукна старых солдатских шинелей. Поили голубей из колпачков алюминиевых фляжек.
Часто и я брал с собой в дозоры эту благородную птицу. Выносливая, неприхотливая она. С ней, бывало, многие десятки верст проедешь по пустыне. Кругом пески, палящее солнце. А голубь выглянет из окошечка футляра, посмотрит по сторонам, мол, не пора ли в полет, и снова спрячет голову от зноя. Как-то в наряде заболел мой напарник. Что делать? Надежда, конечно, только на голубя. Решил о случившемся известить заставу голубеграммой. Голубь у меня был натренированный, имел исключительную способность запоминать местность, где он пролетал хотя бы раз. Говорили, что он произошел от скрещивания старинных английских гонцов с диким сизарем.
Мой Тучерез — так его назвали солдаты — был великолепно сложен, с сильно развитой грудной мускулатурой. Клюв имел массивный, короткий, без малейшего излома переходящий в голову, образуя очень ценимый любителями «накат». Окраска у Тучереза была сизая, с двумя черными поперечными полосками на сильных заостренных крыльях.
Прикрепив, стало быть, к колечку депешу, я сказал: «Лети, дорогой». Он, вспорхнув, поднялся вертикально вверх. Описав над нами в воздухе два плавных круга, голубь взял направление на пограничную заставу. Лететь предстояло полсотни километров. «Минут сорок — и там будет», — сказал мой напарник.
Но что это? Не прошло и пяти минут, как вдали показался мой Тучерез. Он приближался к нам. И вот, захлопав надо мной крыльями и обдав лицо теплым воздухом, голубь сел мне на плечо. «Что с тобой, — забеспокоился я. — У нас ведь беда случилась».
— Э, друг, — с укором сказал мне заболевший напарник, — а ты напоил его, отправляя в дорогу?