Погребенные

А девочка выкрикивала, заслоняя лицо: "Скоро неделя, как они там, и никто их не попытался спасти. Обвал породы схоронил их живьем! С нами будет то же, когда спустимся!"

Тот, кто выглядел старшим в этой группе, в ярости занес кулак, но сдержался. Свет звезд упал на перекошенную физиономию пещерного человека. От него шла такая злоба, что отшатнулись даже мужчины.

— Заткнись, дрянь! — его слова хлестали, как плеть, звездную черноту ночи. — И не вздумай болтать про это чужим, а здесь тоже попридержи язык за зубами!

— Не серчай, Джетро, ребенок не замышляет ничего худого, — робко возразил тщедушный человечек. — Она правду говорит. Там они похоронены, в большой пещере, и то же самое может статься с нами, с каждым из нас, во всякий день. Туда спускаться просто глупо, пласт уж выбран почти целиком. Надо работать выше, там безопасней.

— Молчи, болван! — Джетро развернулся и обрушил на него занесенный кулак. Раздался глухой удар, коротышка свалился с ног. — Я не велю трепаться про это в Кумгилье и разносить грязную болтовню из "Лагеря". Ну-ка, говорите, кто думает, что я загнал их в мышеловку? Отвечайте, а то навсегда проглотите языки!

В толпе зашептались, в страхе прижимаясь друг к дружке. Только девочка стояла, вскинув голову, похожая на жуткую карикатуру — высохшая с юных лет маленькая ведьма, увядший до срока незрелый плод.

— Я правду говорю, дядя Джетро, — заливался ее пронзительный голосок, — и Илай сказал правду, да больше не скажет, потому как боится. Все одно, мы все помрем там, внизу. Только я молю Господа, которого мы славим по воскресеньям, чтоб мы померли взаправду, а не похороненные, как живые покойники. — Она оборвала свою речь на режущей слух ноте и умолкла, хилые плечики безвольно поникли.

Разъяренное лицо Джетро напоминало застывшую маску химеры, он обвел грозным взглядом притихших в страхе товарищей. — Ну, который из вас винит меня в том, что стряслось?

— Нет, Джетро, ты не виноватый, — забормотали они хором.

— Ну то-то же. А теперь за работу, и так потеряли время даром.

Процессия во главе с Джетро двинулась дальше, скрипя по сланцу изношенными башмаками, и прошла в нескольких шагах от Рэнкина, который, скрючившись за кустом, творил про себя молитву. Вновь дохнуло холодом, потом тленом. Девочка замыкала шествие; она хромала, подволакивая больную ногу. Дыхание со свистом вырывалось из чахлой груди, будто сланцевая пыль уже изъела ее нежные легкие. Наконец все пропали в предрассветной мгле.

Он не шевелился, ловя звуки удаляющихся шагов. Они шли на шахты. Девочка снова кричала и плакала — или это пронзительное эхо отпечаталось в мозгу? "Их похоронил обвал породы… Но я молю Господа, которого мы славим в воскресенья, чтобы мы умерли, а не были похоронены заживо".

Как четверо спасателей. И Дэвид Уомбурн, и, наверное, другие. Мэтисон и пятеро его людей у фуникулера внизу. Они мертвые — или живые мертвецы. Саймон соображал с трудом, не в силах уловить страшный смысл увиденного. Он в оцепенении стоял на коленях, словно скованный незримыми цепями, не чувствуя свирепого холода. Небо начало светлеть, мрак отступал, открывая застывшую даль. Лишь у вершины Кумгильи клубились тучи, словно гора прикрыла голову от стыда.

Когда совсем рассвело, Саймон очнулся, судорожно вскочил и пустился бежать. Силы зла послали своих приспешников задержать его здесь, пока они исполнят свое черное дело.

Андреа находилась в их власти всю ночь. Он мог опоздать.

Андреа читала, лежа на кушетке; рядом дымилась чашка кофе. Взглянув на Саймона поверх журнала, она заметила растрепанные волосы, дикий блеск в глазах, рану на щеке, перепачканную и порванную одежду.

— С тобой… все в порядке? — тяжело дыша, он прислонился к дверному косяку.

— Со мной — да, — ответила она холодно, приподняв брови, и снова уткнулась в журнал. — А вот у тебя такой вид, как будто ты заигрался в привидения и свалился в канаву.

Рэнкин обвел комнату сузившимся взглядом. То, что он увидал, ему не понравилось. Ясно, она выходила из пентаграммы. Потир опрокинут, святая вода разлилась, свет потушен, она варила кофе на кухне. В воздухе стоял еле уловимый запах, доступный лишь тонкому обонянию. Через секунду он понял: это запах спермы. Свершилось самое ужасное, чего он боялся.

— Ты выходила из пентаграммы! — собственный голос показался ему чужим, в горле застрял ком. — Этого нельзя было делать ни в коем случае!

Андреа долго молчала, а когда подняла глаза, на лице была презрительная злоба. — Разумеется, я выходила из твоих ведьминых каракулей. Ты что же, думал, мне не понадобится ни разу за всю ночь? Ты забыл, Рэнкин, я тебе не жена. Кто ты такой, чтобы мне приказывать? Даже если бы мы были женаты, — а я позабочусь, чтобы этого не случилось, — я бы подала на развод из-за издевательств. Думаю, есть и другое объяснение, отчего развалилась твоя семья. Очень было бы интересно выслушать Джули. Теперь-то я понимаю, почему она тебя бросила, дело тут не только в другом мужчине!