Саймон Рэнкин сидел на диване, когда Андреа, помыв посуду, вернулась в комнату. Ковер все еще был свернут, мебель сдвинута с места, меловая пентаграмма на полу напоминала о кошмаре прошлой ночи.
— Пожалуй, нам пора отправляться… — Слова замерли на губах, ее встревожил унылый вид Саймона.
Он сидел, наклонившись вперед, уронив голову на руки: "Может быть, нам не стоит больше беспокоиться. Ни о чем".
— Что на тебя нашло, Саймон? Пять минут назад ты был готов стоять насмерть. А сейчас вдруг пошел на попятный! — Андреа говорила резко, жалость — плохое лекарство от депрессии.
— А что изменится, если мы уничтожим эту малую частицу зла? Со всем злом в мире нам все равно не совладать. Все эти проповедники пути Господня — лжепророки и больше ничего. Иезуиты отвергли меня только потому, что я посмел следовать собственным убеждениям. Для них не имело значения, что мы молимся одному Богу. Они предали меня так же, как жена. Я изгнал дьявола из тысячи мест, но на эту тысячу найдется пять тысяч других, где зло нетронуто. Что эти шахты? Капля в море.
— Возьми себя в руки! — готова была закричать Андреа. Однако сдержалась, поняла, что следует действовать осторожнее. Возможно, сейчас, при свете дня они снова воздействуют на него, но уже иным, более коварным способом. Теперь они стараются довести его до депрессии, заставить сдаться добровольно. Саймону ли не знать, что очень часто психические атаки начинались именно так? Ей стало страшно.
— Ты опять вспоминал Джули, правда? — Андреа опустилась на диван рядом с ним. — Не отпирайся.
Он молчал, не глядя на нее.
— Так что?
— Зачем впутывать ее во все это?
— Не я впутываю, а ты. Ты жалеешь о прошлом, Саймон?
— Нет, дело не в сожалениях. Андреа, тебе не понять всей горечи и несправедливости случившегося. Одиночество, тоска, беспомощность, потеря веры — не в Бога, но в других людей. По отношению к Джули и детям у меня остались только обязательства. Как я могу любить ближнего после того, что пережил, как могу изгонять дьявола, если у меня тяжело на душе? Уйдя от иезуитов, — я как бы лишился права на экзорцизм. Но я не сдавался, я боролся, чтобы вернуть себе силу экзорциста. Но много ли мог достичь, если все против меня?
— А как же я? — Андреа положила руку ему на колено. — Ты ведь не думаешь, что я такая же, как все? Я и раньше помогала тебе отражать удары, буду помогать и впредь. Не забывай, что у меня тоже был и неверный муж, и развод, и сын встал на сторону отца и не желает меня видеть. В конце концов надо собраться с духом, подобрать то, что осталось от твоей жизни, и начать все сначала. Именно это я пытаюсь сейчас сделать, как ты не понимаешь? Я нужна тебе, а ты нужен мне. У тебя есть вера в Бога. Поверь же и в меня, и давай биться вместе. В этом и заключается смысл борьбы со злом, мы воюем друг за друга. Мы не можем сейчас отступить, неужели ты не видишь, что мы зашли слишком далеко? Я надеюсь на тебя.
Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Затем его рука нашла ее руку и крепко сжала. Андреа чувствовала, он с трудом удерживает плач.
— Спасибо. — В глазах Саймона стояли слезы; губы приблизились к ее губам. — Нелегко верить в будущее, когда ты одинок.
Не выпуская его руки, Андреа помогла ему подняться и повела к узкой лестнице в холле.
— Куда мы идем? — Недоумение отразилось на загорелом, обросшем бородой лице.
— Если сам не догадываешься, я не собираюсь тебе растолковывать. — Она улыбалась, глаза ее сияли. — У нас сегодня полно дел, но я думаю, часок-другой ничего не изменит ни для Джо Льюиса, ни для пещер Кумгильи.
Дом Джо Льюиса стоял на отшибе, к нему вела крутая извилистая тропа. Саймон и Андреа шагали спокойно и неторопливо. Деревня выглядела, как всегда, пустынной — на этот раз более, чем обычно, из-за укороченного рабочего дня. Немногочисленные магазины имели столь заброшенный вид, словно не собирались когда-либо открыться вновь. Обшарпанные двери "Лагеря Карактака" были заперты, заведение будто наслаждалось кратким отдыхом от горестных пересудов старшего поколения. Город съежился до размеров деревни, и та теперь медленно умирала. И казалось, последние жители этой деревни сами желают ее смерти.
— Не хотела бы я тут жить, — Андреа невольно вздрогнула. — Как красиво могло бы быть здесь, даже несмотря на эти суровые горы. Но вместо этого какая-то злокачественная опухоль убивает все вокруг.
— Вот дом Джо Льюиса, — Саймон показал на полуразваленное каменное строение в стороне от дороги, два этажа над землей, два — под землей. Над домом витал дух запустения, на крыше не хватало шифера, крыльцо со шпалерами так непрочно крепилось к стене, что казалось, первый же сильный порыв ветра разрушит его окончательно. Окна плотно прикрыты выцветшими, дряхлыми занавесками, точно старик решил отгородиться от внешнего мира и провести остаток жизни отшельником. Саймон отодвинул щеколду на садовой калитке, и та повисла на единственной петле. Клочок земли за оградой густо порос щавелем и уже отцветающей наперстянкой. Сад не возделывался годами.