Под громкие вздохи мамы мы снова начали движение, и верёвка между мной и Дорианом натянулась. Я по-прежнему вжималась в Габриэля, с недоверием глядя на коридор, больше напоминающий гроб.
– Ты мне веришь? – тихо прошептал Эттвуд. Он приспустил респиратор, и, положив подбородок на моё плечо, губами коснулся резко покрасневшей щеки. – Давай, Ришар, расслабься и шагай вперёд. Такое не каждый день увидишь.
– Я бы вернулась в постель, – жалостливо протянула я, поёрзав бёдрами в надежде на то, что Эттвуд сграбастает меня в охапку и потащит в свой номер, чтобы распять на ещё влажных после ночного рандеву простынях.
Дориан дёрнул верёвку, и меня силой оторвало от Габриэля.
– Идём!
Я выругалась себе под нос, медленно и без желания шагнув вперёд. Эттвуд за моей спиной негромко рассмеялся, отпустив неприличный комментарий по поводу аппетитности моей задницы.
– Фу, – разнеслось гулким эхом, но я так и не поняла, кто конкретно это произнёс. Возможно, все сразу.
Как и обещал Алекс, в какой-то момент коридор расширился, и показались первые признаки того, что здесь ступала нога человека. К стенам были прикручены небольшие беспроводные лампы, а на полу лежали какие-то инструменты.
– Ты уже бывал здесь? – поинтересовалась я, когда Робинс отклонился в сторону и с детским восторгом на лице начал оглаживать пустые каменные стены так, словно на них что-то написано.
– Да, – пробормотал он. – Семь лет назад.
– За семь лет тут можно было построить отель, – хмыкнула мама, дрожащими руками цепляясь за Чарли. – Ох, лучше бы они построили отель!
– Это офигеть как круто! – воскликнул Кас и ломанулся вправо, заставив всю колонну накрениться следом.
– Ты ещё не видел зал впереди, – гордо хмыкнул Алекс.
– А там что? – Кас указал в сторону Чарли, и я заметила ограждение.
Робинс что-то спросил у нашего проводника, который ни надел респиратор, ни связал себя верёвкой. Старик скучающе и угрюмо на нас таращился.
– Туда нельзя. Мы подойдём к погребальной камере с противоположной от туристического входа стороны и заглянем в один из туннелей, в котором ещё ведутся работы. Обратите внимание на песчаник и известняк! Какая искусная работа древних еги…
– Рабов, – перебила его Вивиан.
– Ладно, пойдём дальше. Тут по стенам перила, а сам коридор уходит немного вниз. Придерживайтесь, чтобы не упасть.
– Я надеюсь, что в этой вашей погребальной камере выдают по слитку золота, иначе я просто не понимаю, на кой чёрт мы сюда попёрлись! – злобно рявкнула мама, но респиратор немного исказил её голос, сделав похожим на кряканье утки.
– Пирамиду начали исследовать второго марта тысяча восемьсот восемнадцатого года, когда на северной стороне обнаружили первоначальный вход. Археологи надеялись найти нетронутое захоронение, но камера оказалась пуста, если не считать открытого саркофага и сломанной крышки на полу.
– Почему камера оказалась пуста? – Чарли был единственным, кто поддерживал разговор.
Я по-прежнему плелась молча, представляя себя закабаленной крестьянкой. Или первопричиной гражданской войны 1861 года в Северной Америке, которую как минимум не кормили неделю, а как максимум – только что отхлестали плетью.
– Вероятно, пирамиду вскрыли и разграбили ещё в первый переходный период.
За спиной что-то зашелестело, и, подумав о крысах, я тяжело сглотнула.
Снова опустив респиратор, Габриэль достал из кармана шоколадный батончик, откусил половину, а другую протянул мне.
– Будешь?
– Буду, – согласилась я.
Чем ниже мы спускались, тем больший дискомфорт я испытывала. Алекс размеренно тарахтел, повествуя об истории здешних мест, Кас без устали восторгался, Чарли кивал с умным видом, мама причитала, Дориан пытался поймать сотовую связь, а Вивиан, которой в этой жизни уже было всё ясно и понятно, просто шла вперёд, периодически цокая языком.
– Добро пожаловать в Дуат! – словно декламируя стихи, развёл руками Робинс, и я посмотрела на выскобленную на песчаного цвета граните надпись.
– Что это такое? – спросила мама.
– Дуат – царство мёртвых, в которое душа человека попадает после смерти, – объяснил Габриэль, одарив меня многозначительным взглядом.
–
– Что? – Я резко обернулась. – Кто это сказал?
– Кто что сказал?
–
Я сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Голос определённо не принадлежал никому из нашей компании, а значит, являлся частью видения. Я привыкла к ним и уже не пугалась, но когда мама вдруг зажала уши руками и вскрикнула, мгновенно растеряла последние крупицы спокойствия.
– Кто это говорит? – испуганно пробормотала Агата Ришар.
– Мам? – Я потянулась к ней, и Габриэлю, Вивиан и Дориану пришлось пойти за мной. – Мам? Что такое?
На ней совсем не было лица, и я почему-то вспомнила своё первое видение: непонимание, страх и, что самое главное, неверие. Мама что-то слышала, но не верила этому, как раненые на адреналине ещё чувствуют отрубленные конечности и не могут поверить, что лишились их.