Стоя с самой кислой рожей на свете, я потёрла шишку.
– Я видел, как карниз упал на мисс Ришар. – Эттвуд не сдержал смешок, вмиг украсивший его хмурое лицо. У этого мужчины точно не все дома. – С вами всё в порядке? Или мне катиться к чёрту?
Сглотнув, я уставилась на него с нескрываемым раздражением. Открыла рот, чтобы поделиться своим мнением на его счёт, но мама резко ткнула меня в спину, вытесняя к двери.
Эттвуд шагнул в коридор и направился к выходу, похоже, ничуть не сомневаясь, что я последую за ним. «
– Аника, – позвал уже спустившийся на первый этаж Габриэль, подглядывая за мной через пространство между перилами. – Нам есть о чём поговорить.
Тут он, конечно, был прав. Однако этот факт не отменял того, что говорить с ним не хотелось от слова «совсем». Вряд ли его гадко-соблазнительный рот мог поведать мне что-то приятное. Эттвуд производил впечатление человека, который за всю жизнь ни разу не произнес ни единого приятного слова.
Напоследок пнув ногой дверь в квартиру, я спустилась вниз. Водитель распахнул передо мной двери уже знакомого мерседеса.
– У вас одна машина на всех?
Мы уставились друг на друга поверх чёрной крыши. Заметив нечто странное на лице Эттвуда, я присмотрелась внимательнее. Его бровь рассекал шрам. Бьюсь об заклад, что раньше его не было, но и свежим он не выглядел.
Я прищурилась.
– Забыл, что тебя уже успел прокатить Дориан. – Эттвуд изогнул бровь, и веселье в его глазах потухло, словно ранее он просто пускал пыль в глаза моей матери. – Ты недолго сопротивлялась.
– А вы, девочки, любите посплетничать? – фыркнула я, уже забравшись в машину.
Последовав моему примеру, Габриэль сел на второе пассажирское сидение. Его брюки натянулись в той области, на которую мне не следовало смотреть. Естественно, у него оказался огромный член. Такие неизменно шли в придачу к смазливой физиономии и завышенному чувству собственного достоинства. Хотя, возможно, причинно-следственная связь устанавливалась в обратном порядке: огромные члены делали мужчин слишком гордыми и самоуверенными.
– У нас, у девочек, принято делиться всеми секретами. – Одарив меня снисходительной ухмылкой, Эттвуд покосился на наручные часы. Уголок его губ напряжённо дрогнул, но в остальном он не подал виду, что что-то не так. – И ты опоздала. На час.
– Так принято. У нас, у девочек. Ну ты понимаешь.
– Да, я хорошо понимаю женщин.
– Кто бы сомневался, – проворчала я, застёгивая ремень безопасности. Пыталась, но не сдержалась и присовокупила с фальшиво добродушной улыбочкой на губах: – Конечно же ты уверен, что понимаешь женщин, на самом деле разбираясь разве что в том, где у них вагина.
Последнее предложение я ляпнула зря, потому что собеседник тут же оживился и усмехнулся.
– Как чётко ты подметила область, в которой я особенно хорош. Размышляла об этом на досуге?
– Факт, что ты гордишься этим, лишь подчёркивает то, какой ты противный.
– В тебе говорит уязвлённое достоинство, – важно заявил он, а потом наклонил голову, превратив ухмылку в обаятельную улыбку. До меня донеслось его мятное горячее дыхание. – Прости, что назвал тебя шлю…
– Извинения не приняты.
– Что ж, во всяком случае, я старался.
Машина тронулась, иначе я покинула бы салон. Вместо этого пришлось напомнить себе о существовании крохотного шанса на то, что Эттвуд каким-то образом разбирается в странных видениях.
– Куда мы едем?
– В мой любимый ресторан, – бросил Эттвуд, отодвинувшись и уставившись в телефон. Ему снова стало наплевать, и это устраивало меня гораздо больше, чем пошлые шутки и скользкие взгляды.
– Зачем? – нахмурилась я.
– Я голоден.
– А я тут каким боком?
– А ты хочешь узнать перевод слов, которые сказала мне вчера вечером.
Он подмигнул, предупреждая кого-то, чтобы готовили столик на двоих. Снова посмотрел на наручные часы, проверяя время, и я задумалась: для чего ему эта побрякушка на цепочке? Зачем здоровому человеку целых две пары часов? И какое время он сверяет, глядя на те, что прячутся под пиджаком?
IX
Начало июня. Как же я любила это время, особенно в университетские годы. Перед парами всегда забегала в лучшую кофейню города, чтобы слопать круассан с шоколадом и залиться крепким чёрным кофе. А потом неторопливая прогулка до здания университета, сезонное обострение шопоголизма и прощай первая лекция…
– Ты что-нибудь слышал о том, что у женщин уже лет сто как появились права? – вспыхнула я, когда официант даже не принёс нам меню.
К нашему прибытию на столе уже стояли блюда, которые обычно заказывал Габриэль, только в двойном объёме. Овсянка! Да кто вообще ел овсянку в Париже?!
Ресторан был красивым, но без излишеств. Много зелени, круглые столы, накрытые белыми скатертями – вот и весь декор. Вспомнилось, что о вкусе человека можно многое сказать по месту, в котором ему нравится проводить время. О характере, впрочем, тоже.
Эттвуд косо на меня посмотрел и облизал ложку.
– Попроси меню, разве это так сложно?