Погребенные

Кивнув, я подтянула лиф и скрестила руки так, чтобы платье не убежало: молния на спине была расстёгнута, а чтобы застегнуть её, пришлось бы встать на ноги. Я очень сомневалась, что прямо сейчас они способны удержать меня вертикально, и поэтому отрицательно замотала головой.

На зудящей лодыжке быстро синели следы человеческих зубов, но крови оказалось не так много, чтобы заляпать всю примерочную. Тёмная, очень плотная на вид жижа, в которой стоял Габриэль, принадлежала не мне.

Кайла…

– Что с Кайлой? – просипела я, засуетившись, поскольку желудок скрутило, а в глазах заплясали искры.

Полиция опрашивала других сотрудников магазина, не подходя к нам. Девушка-менеджер, бледная, как труп, дрожала, обхватив себя руками.

– Она жива, просто сильно ударилась головой и потеряла сознание, – наконец ответил Габриэль, поправив меня в своих руках. Криво улыбнувшись, он обратился к полицейскому: – Madame Ришар явится в участок для выяснения обстоятельств дела, когда придёт в себя. Платье запишите на мой счёт.

– Но…

Он стиснул челюсть. Я не видела его взгляд, но, полагаю, он обещал многое. Полицейский тяжело выдохнул и махнул рукой, пропуская нас к выходу. Посетители и сотрудники толпились в дверях, пытаясь разобраться в том, что произошло.

Прижавшись к Габриэлю, я уткнулась носом в твёрдую грудь. Он пах табаком, ванилью и чем-то пряным. И больше не раздражал меня так сильно, как в наше первое знакомство. Всё же оставалось в нём что-то человеческое, раз он приехал за мной. Даже если приехал, преследуя исключительно свои злобные цели.

– Давай, problèmes, полезай в машину, – наклонив голову, произнёс он с самым сексуальным в мире французским акцентом.

– Ты мне дал кличку? – Я подняла голову, и мы чуть не стукнулись носами. Едва уловимое напряжение протянулось от его губ к моим. Плохо. Очень плохо.

– И в телефоне так подписал. Problèmes, не брать трубку.

– Чего же тогда взял?

– Давай, садись в машину, пока я не сообщил полиции, что ты уже пришла в себя. – И, опуская меня на землю, цокнул языком: – Что-то ты быстро оклемалась.

Мне нравилось висеть у него на руках. Его предплечья были горячими и такими мускулистыми, что я чувствовала себя лёгкой, практически невесомой. Мне нравилось ощущать себя такой и прижиматься к мужчине, позвоночник которого не хрустел от тяжести моего тела.

– Уже привыкла, – отозвалась я и пошатнулась, наступив босыми ступнями на шершавый асфальт.

Обстоятельства не располагали к тому, чтобы любоваться прекрасными видами залитого солнцем Парижа, но я не могла не обернуться. Грудную клетку сковало от страха увидеть молодую консультантку, с головой накрытую белой тканью, но скорая вынесла её без прилагающихся к трупам атрибутов.

Я с облегчением выдохнула и посмотрела на беснующуюся толпу у входа в магазин. Впрочем, не одна я любила подглядывать. Толпа смотрела в ответ.

– Он меня сфотографировал! – вскрикнула я, когда какой-то доходяга достал телефон, забыв выключить вспышку.

Эттвуд, уже почти занявший водительское место, вынужденно высунулся обратно.

– Кто? – устало вздохнул он.

Я ткнула в рыжего пальцем.

– Садись в машину, пока твои голые сиськи не украсили все местные таблоиды, – велел он и направился обратно к магазину.

Я тут же распрямила плечи, вспомнив слова матери о том, что когда горблюсь, похожа на подстреленного страуса. Габриэль же напоминал большого породистого бенгала: длинные ноги, широкие плечи и прямая, как у девочки-соседки из балетной школы, спина. В его походке угадывалось поровну всего: и угрозы, и грации, и секса.

Эттвуд выхватил из руки парня телефон, удалил в нём фотографию, а затем швырнул мобильник себе под ноги и наступил на него каблуком. Прокрутив так, чтобы телефон размазался как асфальту, под изумлённые взгляды публики достал из кармана несколько мятых купюр и швырнул в рыжего.

Слегка испугавшись его грозного вида, я забралась-таки в машину и даже пристегнулась.

– Зря ты, конечно, разбил телефон. Фотографии сохраняются в облаке.

– Сама потом разберёшься, я сделал всё, что мог, – хмуро ответил он и пристегнул ремень безопасности. – Ты что-нибудь слышала перед обмороком?

– В смысле?

Эттвуд развернул голову, смерив меня резко потускневшим, усталым взглядом.

– А, ты об этом! – Скрестив руки на груди, я уставилась перед собой. Промелькнувшая в голове мысль «а видел ли он то, что видела я?» показалась немного запоздалой. Видел ли он ту Кайлу, которая укусила меня за ногу? И если да, то почему так спокойно на всё отреагировал? – Почти ничего. Я ничего не разобрала.

– Никаких «прости меня, отец»?

– Нет. Ничего не было.

Барабаня длинными пальцами по рулю, он спросил:

– Отвезти тебя домой? Или хочешь пообедать?

– Я бы не отказалась от чего-то вредного и жирного, – без двусмысленных намёков призналась я.

– Далеко собралась в таком виде? – осведомился Эттвуд, когда машина остановилась на парковке «Макдоналдса» и мой гастрит, учуяв аромат фри и говяжьих котлет, поспешил наружу.

В том, что выглядела я не очень, Габриэль, конечно, оказался прав. Но, всё равно обидевшись, я пробормотала:

– Что не так с моим видом?