Погружение

Башня тридцатьчетверки лежит рядом с догорающим корпусом танка, из-под нее, неестественно выгнувшись, торчат обугленные ноги танкиста. Повсюду стоит запах крови и паленого мяса. Дохожу до того места где должны быть ребята, и вижу там только гору немецких трупов наваленных вокруг кого-то большого, лежащего с зажатым в руке, вместо дубины, стволом противотанкового ружья. В одно мгновение оказываюсь рядом с Володей, а это именно он, и осторожно приподняв ему голову, прислушиваюсь — дышит ли? Дыхания не слышно, и я, отругав себя за тупость, смотрю на медленно тускнеющую ауру друга, и подчерпнув немного, — из бесхозно разлитого в окружающем пространстве моря энергии, — осторожно, как будто боясь спугнуть ту искорку жизни, что еще теплится в этом большом и сильном теле, потихоньку напитываю ее. Дождавшись, когда аура разгорается чистым белым светом, начинаю уже без особой осторожности накачивать ее в полную силу.

Спустя всего две минуты, Володя пытается встать, причем делает это, не выпуская из рук пулемет.

— Антоха… — он всматривается в меня и озадаченный увиденным, трясет головой пытаясь отогнать наваждение — Брррр!! Ты ли это? Чур меня! — оглядывается по сторонам, ища поддержки, и не найдя ее, снова смотрит мне в лицо. — Да я это, я. Поистрепался малость, но все-таки я. — Да… Красавец прямо слово. А Леха где? Не знаю, я только тебя нашел, — кивнув на кучу трупов, а было их штук десять, спрашиваю — твоя работа? — Ага. Они меня решили живым взять, не получилось, как видишь. — Что с Аней? — он посмотрел мне в глаза. — Понятно.

Пока немцы не навалились вновь, рассказываю ему все, до чего додумался и что произошло. — Что тут скажешь… Херово получилось. Ну… хотя бы попытались… — мы сидели на краю воронки, и с тоской смотрели на выстраивающуюся под горой цепь фашистов, танков больше не было, но с нас и пехоты хватит. Слишком мало нас осталось…

Задумавшись, не заметил как к нам подошли солдаты, собранные уже похороненным нами Алексеем. — Здорова орлы! — Приветствует их Володя, оглядывая подошедших бойцов, их около ста человек. — Все кто остался. — Отвечает Леха на невысказанный вопрос. Прислушиваясь к происходящему, стараюсь сильно не отсвечивать, и чтобы не пугать народ, прикрываю лицо шапкой, снятой с мертвого немца.

На остатки нашего полка страшно смотреть. Изможденные, перемазанные землей и кровью, кое-как стоящие на ногах солдаты, с красными от холода и злости глазами, им неведомы все эти хитросплетения с изменениями будущего, они знают лишь то, что сейчас умрут, что шансов выжить нет ни у кого, и думают лишь о том, как подороже продать свои жизни.

Володя хотел произнести напутственную речь, перед последним нашим боем, но передумал, и не потому, что немецкие цепи пришли в движение, а понимая, что все, что он сейчас может сказать этим людям, не имеет уже никакого смысла, потому что они осознают, что их миссия на этом свете подходит к концу, а все что будет дальше, к ним, никакого отношения иметь не будет. Поэтому, окинув взглядом остатки своей армии, он просто скомандовал. — По местам! Приготовиться к отражению атаки! — И когда бойцы разбрелись по длинному окопу первой линии, тихо добавил, — спасибо братцы…

Глава 28

Прозвучали первые нестройные выстрелы, не нанесшие хоть какого-то ощутимого урона наступающему противнику. Было видно, что фашисты атакуют уже без прежней прыти, понимая, что легко могут повторить судьбу первых попыток. Тем более без прикрытия танков — выпущенные, словно скот на бойню.

Когда немцы подошли на расстояние уверенного выстрела — заработали минометы, заставляя защищающих высоту бойцов прятаться в окопах. Меня это конечно не могло остановить, уничтожить такое чудовище можно только прямым попаданием, да и то не факт. Но все равно очень неприятно слышать, как с противным чавканьем впиваются осколки мин, падающих слишком близко. Отстрелив, не понятно какой по счету магазин, понимаю, что патронов больше не осталось. Да и враги уже подошли вплотную, и на фланге идет жестокая резня.

Одновременно с мелькнувшей мыслью в руках появляются мечи, тут же обагряясь кровью выскочившего из-за бугра тощего фашиста, похожего на нашего учителя физкультуры. Клинки искрят от наполняющей их силы, и бешено вращаясь, превращают всех до кого дотягиваются, в колбасный фарш. Прокладываю в тылу врага здоровенную просеку, где вместо деревьев, живые люди, но нет у меня к ним никакой жалости, я даже убиваю так, чтобы они испытали максимум болевых ощущений.

Несмотря на мои старания, немцы прорываются со всех сторон. То, что силы не равны, мы знали еще загодя, но видеть это вот так, в живую, было страшно. Теснимые отовсюду, бойцы сбивались вокруг нашего последнего оплота — госпиталя. Используя тела своих погибших товарищей как защиту от вражеских пуль, они как могли сдерживали противника, хотя понимали всю бессмысленность сопротивления.