Пока этим утром я ездила по острову, обдумывая содержание нового письма и его последствия, я поняла, что сейчас мне нужна именно Грета. Ее речь на вечеринке по случаю нашей с Логаном помолвки была в самую точку. Если мы все семья, то Грета в ней – мать. Немного глупо, учитывая, что она всего на десять лет старше меня, но она – само воплощение заботливости. С того самого вечера, как мы познакомились во «Франжипани» два года назад, она взяла меня под крыло, можно сказать, приглядывала за мной. Уже несколько месяцев я размышляю, не рассказать ли ей о своем прошлом. Я думаю об этом каждую неделю, когда мы пьем кофе после йоги, даже открываю рот, чтобы дать словам выход. Но всякий раз что-то меня останавливает.
Я трусь головой о ее руку, ее объятия меня успокаивают, и я говорю себе, что она поможет мне все исправить. Грета поймет, что делать. Поймет, как со всем разобраться.
– Эта бедная девочка не заслужила такой смерти, и тот парень тоже. Ты так хорошо держишься. Я очень тобой горжусь.
Я смотрю в Гретины темные глаза, полные участия. Я пытаюсь что-нибудь ответить, но горло будто набито марлей. Слезы льются все сильнее, и вот уже мою грудь сотрясают рыдания, которые жадно забирают оттуда весь воздух. Спустя минуту сквозь мою истерику пробивается голос Греты, и она помогает мне восстановить дыхание.
Когда я наконец немного прихожу в себя, а дыхание восстанавливается, я смотрю на Грету. Меня тут же охватывает неудержимое желание все ей рассказать, более сильное, чем когда-либо. Как это было бы просто. Выложить ей все о письмах с угрозами, таблетках, о том, что я не могу до конца вспомнить события «Полнолуния-пати», вообще все. Довериться, наконец, кому-то полностью.
Но если Грета, заботливая и добрая, отвергнет меня, что тогда? Она точно расскажет все Логану: не могу ведь я заставить ее хранить подобный секрет. И тогда он узнает, что я лгала ему – и им всем.
– Нам необязательно обсуждать это прямо сейчас, – осторожно говорит Грета, будто услыхав мой внутренний диалог.
Я киваю с облегчением оттого, что она сменила тему, и позволяю ароматам свечей и мерному шуму вентилятора себя окутать.
– Прости, пожалуйста, – говорю я, когда мой голос наконец обретает близкое к нормальному звучание.
– За что это ты извиняешься? – спрашивает Грета, подняв брови.
– Столько всего случилось, сначала наша помолвка, затем… – я развожу в воздухе руками, – все это, и я тебя совсем забросила. А ведь с тех пор, как уехала Элис, прошла всего пара недель. Как твои дела?
На лицо Греты набегает тень, как будто внутри нее что-то надломилось.
– Я… – Она запинается. – Прихожу в себя понемногу. Мне просто нужно время.
Она слабо улыбается, и эта улыбка – как ножом по сердцу. Грета единственная на острове с самого начала не скрывала своего прошлого. На следующий день после того, как мы познакомились во «Франжипани», Грета позвала меня погулять вдвоем по пляжу. Она не стала спрашивать, почему я приехала на Санг, и слава богу, но с готовностью поделилась своей историей.
Она рассказала мне об Элис, тихой темноволосой девушке, которую я видела накануне во «Франжипани» и еще несколько раз потом и которую Грета всегда бережно обнимала за талию.
– Мы с Элис познакомились в школе в одном из городков под Стокгольмом. Увидев ее, я сразу поняла, что она – та самая. Я никогда раньше такого не чувствовала.
В глазах у Греты заблестели воспоминания.
– Родители Элис нас не поняли. Они очень старомодные, выросли на самом севере страны. Они и представить не могли, чтобы их дочь стала встречаться с женщиной. А Элис… Она не смогла с этим смириться. Она считает, что такие, как ее родители, позорят всю страну. Нам нужно было уехать подальше, туда, где нас бы приняли. Мы много где были: Индия, Индонезия, Лаос… Но когда мы приехали на Санг, что-то произошло. Мы обе почувствовали такую любовь! Нам обеим показалось, что здесь у нас есть будущее. Я преподавала бы йогу, а она бы готовила в одном из ресторанов на пляже.
Сидящая напротив меня Грета улыбается сейчас той же немного печальной улыбкой, с которой говорила тогда на прогулке об Элис.
– Какое-то время у нас все было хорошо, я занималась студией, Элис фактически была шефом в «Арой Мак»… – Она замолкает. – То есть даже лучше, чем хорошо. Ты сама видела.