Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века

Конечно, герой «Разбойников», изгой и убийца, мало походил на биографического Андрея Ивановича, худшее преступление которого состояло в том, что он заразился гонореей от женщины легкого поведения. Тем не менее в автоконцепции Тургенева шиллеровский персонаж играл огромную роль. Отождествляя себя с Карлом Моором, он приобретал в собственных глазах ауру исключительности, делавшую его горести одновременно и более, и менее мучительными. «Золотые, майские годы детства» были для него, как и для Карла Моора, потерянным раем. Тем самым он оказывался в состоянии понять собственный грех как аналог первородного греха, а свое падение – как отражение падения всего человечества.

Еще мальчиком Андрей Иванович ностальгически вспоминал о своих сельских досугах. 4 мая 1797 года он возвращался мыслями к усадебной жизни в «1796-го году от Троицына дня» и «проливал сладкие слезы», читая «все, что тогда писал и сочинял о состоянии» своего сердца, «и даже самые неважные безделицы». Эти воспоминания были для него, как он пишет, «почти единственным удовольствием» (276: 57 об.). Между тем реальные переживания, которые Тургенев испытывал во время жизни в родовой деревне, отнюдь не были столь идиллическми.

Сохранились записи, сделанные Андреем Ивановичем в Тургенево с 7 по 23 августа 1796 года, в последние месяцы пребывания его отца в ссылке. Это пятнадцать совершенно однотипных и очень коротких заметок – 10 августа в журнале пропущено. Их сходство определяется строгим однообразием режима деревенской жизни: пробуждение, утренняя молива, занятия, обед, церковь, прогулка, чтение и отход ко сну. Приведем пять разрозненных записей из этого микродневника, дающих достаточно полное представление о целом: