Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века

Мил<остивый> Госуд<арь> мой Ник<олай> Мих<айлович>.

Это письмо назначено к тому, чтобы заставить Вас (простите мне это выражение) обо мне вспомнить и чтобы уверить вас во всей сердечной моей к вам привязанности и любви. Мысль о вас соединена с любезнейшими для меня мечтами, с мечтами о летах детских, потому что я знал и любил вас еще в ребячестве. Позвольте мне дать волю моему сердцу и поговорить с вами о вас.

Слова текут рекою в беседе с тем, кого мы любим всей душою[107]. Сердце мое любит вас в вас самих и в ваших сочинениях: всегда читая «Цв<еток> на гр<об> Аг<атона>» всегда я наконец должен утереть мои слезы; стихи «К Милости», «Песнь Божеству» и почти все стихотворения ваши знаю я наизусть и нахожу всегда живое удовольствие декламировать, повторять их про себя, особливо в те минуты, когда сердце мое дышит свободно и бьется для добра. Но знаете ли, что делает для меня вас всего интереснее? Может быть, вы разсмеетесь, но это не менее правда. «Дет<ское> Чтение». Это была первая книга, которую я читал и которую полюбил со всем жаром добродушной ребяческой любви. Признаюсь вам, от воспоминаний этого времени слезы навертываются у меня на глазах, мысль о этой книге соединена со всеми любезнейшими, приятнейшими воспоминаниями детских лет, которых память для всякого так интересна, бесценна. Если бы я следовал влечению растроганного моего сердца, то бы не переставал никогда говорить вам об этом. Но позвольте от всей полноты сердечной поблагодарить вас здесь за «Детское чтение». И если бы когда-нибудь могла охладеть в душе моей любовь моя к вам, то мысль об этой книге опять бы ее оживила. <…>

Простите, любезнейший Ник<олай> Мих<айлович>. Вспоминайте, прошу вас, иногда обо мне и не откажите в своей любви тому, кто столько любит вас. Этим вы должны не моим достоинствам, которых у меня нет, но моей к вам любви. Простите, что я дал полную волю моему сердцу. Я ни с кем другим не отважился бы этого сделать. Кто иногда не заговаривается, когда говорит о детских своих летах и о том, что его тогда радовало и делало счастливым. Простите.

____________

Это еще будет когда-то отправлено, может быть, через полгода. Но в самом деле я очень был растроган, когда это писал (271: 68–70; ср.: Истрин 1911: 72–73).

Представляя себе отъезд из Москвы и начало новой самостоятельной жизни, Тургенев мысленно прощался с Карамзиным как с одним из самых дорогих воспоминаний детства. С этого прощания, по сути дела, и начинаются его приготовления к отъезду[108].