Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века

Едва было не забыл, что сегодни ровно год, как я выехал из Москвы. Теперь об ету пору я, кажется, спал на станции. Какие чувства имел я в завтрашний день прошлого года! Раскладывал свою книжку, перечитывал свои записочки, не привык, но радовался своей свободой, думал со слезами о батюшке, радовался слезам, которые пролил со своими друзьями. <…> И когда я после остался один и сел в кибитку, исполненный сладких чувств и все, все… (1239: 33)

Как всегда, тонкое сочетание радости и грусти задавало параметры переживания только для отъезжающего. На долю оставшихся выпадали лишь слезы. Уже на следующий день после отъезда Тургенева из Москвы Кайсаров писал ему вдогонку:

Вчера мы немного растрогали твоего Батюшку. Проводив тебя, зашли мы с Жуков<ским> к Александру, он лишь только взошел и заплакал, я хотел утешать Александра, обнял его как брата моего любезного Андрея и сам плакал. Не знаю, отчего представилось мне, что я простился с тобой навсегда. В эту минуту входит твой батюшка. Подошел к нам: что вы делаете братцы и сам заплакал (50: 38).

Плакали не только друзья и родные. 18 ноября Кайсаров сообщал, что «в пятницу (15 ноября. – А.З.) – Алекс<андр> получил от обеих сестер-прелестниц по записке. Содержание их – печаль и слезы по тебе» (50: 40). Отъезд Андрея Ивановича окончательно оформил небольшой круг тоскующих по нему, которому теперь предстояло подтверждать свои ценности и душевную близость в многосторонней переписке, где связующее место отводилось отсутствующему. Основным содержанием этой переписки стал роман Тургенева с Екатериной Соковниной. Образец был у него перед глазами. С собой в Петербург Андрей Иванович взял «Новую Элоизу». Наверняка это был экземпляр книги, который сестры Соковнины вернули ему за день до отъезда.

В романе Руссо чувство Сен-Пре и Юлии становится центром общего внимания и поддерживает существование целого сообщества их друзей и конфидентов (см.: Bellenot 1953). Секретная переписка частично ведется здесь через подругу Юлии Клару. Она не только выполняла функции посредника и передатчика корреспонденции, но и знакомилась с ней в полном объеме, и сама переписывалась с обоими влюбленными, принимая самое непосредственное участие в развитии их отношений. Столь же активную роль играл в этом процессе друг Сен-Пре Эдуард Бомстон. С замужеством Клары в этот эпистолярный четырехугольник включается на правах пятого участника ее муж г-н д’Орб, а с замужеством Юлии – ее муж Вольмар. Таким образом участники переписки составляют своего рода эмоциональное сообщество, полностью прозрачное для его членов, делящихся друг с другом тончайшими движениями души и стремящихся чувствовать в унисон.

Как показано в книге Ж. Старобинского «Ж. – Ж. Руссо: Прозрачность и препятствие», главным законом описанного Руссо кружка «belle âmes» является их абсолютная открытость друг для друга. По словам исследователя, «две очаровательные подруги (Юлия и Клара. – А.З.) <…> образуют, так сказать, сферу абсолютной прозрачности, вокруг которой кристаллизуется „общество интимных друзей“. <…> Каждый новый персонаж не без сложностей и заблуждений включается в эту сферу прозрачности, расширяя маленькую вселенную открытых душ» (Starobinski 1971: 105).

Современному читателю бросается в глаза стилистическое однообразие всех писем «Новой Элоизы» – в нем отражается внутренняя гармония их авторов, неизменно искренних и равных себе. «Автоценность» каждого из них могла быть реализована только как общее достояние, родство их личностей предполагало и близость «автоконцепций». Участникам такой переписки, собственно говоря, не нужны дневники: принадлежность к кругу посвященных подразумевает неограниченный режим доступа к тайнам сердца других. Моделью предельной открытости служит прозрачность душ для Всевидящего ока. Среди наиболее поразивших Тургенева высказываний Руссо были слова Юлии о «Вседержителе», которому видны «скрытые преступления» грешников и «забытые всеми» «добродетели праведников» (ВЗ: 108).