Пойди поставь сторожа

В те дни модно было ухаживать за девушками с того берега, и Джим был так отчаянно влюблен в сверстницу из округа Эббот, что всерьез намеревался последний школьный год отучиться там, однако в намерении своем не преуспел благодаря Аттикусу, который решительно воспротивился, а в утешение выделил Джиму денежные средства, достаточные для приобретения «Модели-А»-купе. Джим выкрасил машину в сверкающе-черный цвет, собственными руками добился, чтобы покрышки с белым ободом выглядели как заводские, неустанно полировал свое транспортное средство и каждую пятницу отправлялся на нем в Эбботсвилль, сохраняя невозмутимое достоинство, которому не мешало то обстоятельство, что машина грохотала, как исполинская кофемолка, а при появлении своем неизменно привлекала многочисленные стаи собак.

Джин-Луиза не сомневалась, что Джим и Генри составили комплот с тем, чтобы заманить ее на бал, но отнеслась к этому снисходительно. Поначалу она вообще решила, что ей там делать нечего, но Аттикус сказал, что будет странно, если все приведут своих сестер, а Джим нет, и что ей наверняка понравится, и пусть она выберет себе у Гинзберга любое платье себе по вкусу.

Она отыскала там истинное чудо. Белое, с буфиками на плечах, с юбкой-колоколом, раздувавшейся, когда она кружилась. Одно только было плохо — в нем она выглядела натуральной кеглей.

Она проконсультировалась с Кэлпурнией, которая сказала, что тут уж ничего не попишешь, кому что Бог дал, тот с тем и живет, и у всех девочек в четырнадцать годков дело обстоит примерно так.

— У меня — хуже, — сказала она, подтягивая линию выреза повыше.

— Ты всегда так выглядишь, — отвечала Кэлпурния. — Ну, то есть ты, что ни надень, одна и та же. Разницы нет.

Джин-Луиза страдала три дня. Накануне бала вернулась в магазин Гинзберга, купила накладной бюст и дома примерила.

— Погляди, Кэлпурния, — сказала она.

— Ну, теперь, конечно, лучше, но все же, может, постепенно бы надо?

— Как постепенно?

— Поносить надо было, обвыкнуть, а теперь уж слишком поздно, — буркнула Кэлпурния.

— Глупости какие!

— Ну ладно, будь по-твоему. Давай сюда — пришью.

Когда Джин-Луиза надела платье, внезапная мысль повергла ее в столбняк.

— О Боже… — прошептала она.

— Ну что еще? — спросила Кэлпурния. — Ты битую неделю носишься с этим балом. Что ты забыла?

— Кэл, я, по-моему, танцевать не умею.

Кэлпурния подбоченилась:

— На охоту ехать — собак кормить… — И поглядела на кухонные часы. — Без четверти четыре.

Джин-Луиза подскочила к телефону:

— Шесть-пять, пожалуйста, — и, когда отец отозвался, завыла в трубку.

— Сохраняй спокойствие и позвони Джеку, — сказал Аттикус. — Он когда-то разбирался в таких вещах.

— Ага, как же… В менуэтах минувших времен, — сказала она, но совету последовала.

Дядя откликнулся с готовностью. И под звуки Джимова проигрывателя взялся наставлять племянницу:

— Ничего тут особенного… это как в шахматах… просто сосредоточься… задницу подбери… ненавижу бальные танцы, так похоже на работу… не старайся вести… если кавалер наступил тебе на ногу, ты сама виновата — почему не убрала вовремя?.. на ноги не смотри… нет-нет-нет… ну, вот, кое-что… это в общих чертах… на другое не замахивайся.

Через час напряженных усилий Джин-Луиза овладела простеньким бокс-степом. Она считала про себя и восхищалась дядюшкиной способностью говорить и танцевать одновременно.

— Ты расслабься — и все получится, — сказал он.

В награду за труды Кэлпурния предложила ему выпить кофе, а потом поужинать, и оба предложения были приняты. Доктор Финч одиноко просидел час в гостиной до прихода Аттикуса и Джима, а его племянница заперлась в ванной, где чистила перышки и танцевала. Вышла оттуда в халате, вся сияя, съела ужин и скрылась у себя в комнате, не заметив, как забавляет своих домашних.

Одеваясь, услышала на крыльце шаги Генри и подумала, что он заехал за ней рановато, но он прошел через холл в комнату Джима. Она чуть подкрасила губы «Танджи Орандж», причесалась и пригладила челку позаимствованным у Джима «Виталисом». Когда появилась в гостиной, Аттикус и доктор Финч поднялись.

— Картинка! — сказал отец и поцеловал ее в лоб.

— Осторожно! Растреплешь!

— Ну что? — спросил дядюшка. — Генеральную репетицию?

Генри заглянул в дверь, когда они танцевали в гостиной. Он заморгал при виде новых очертаний ее фигуры и прикоснулся к плечу доктора Финча:

— Дамы меняют кавалеров. — А ей сказал: — Замечательно выглядишь, Глазастик. У меня для тебя кое-что есть.

— Ты тоже отлично смотришься, Генри, — сказала она. Стрелки на его синих парадных саржевых брюках были заглажены до бритвенной остроты, горчичный пиджак еще пах чистящей жидкостью, а светло-голубой галстук, отметила Джин-Луиза, был взят напрокат у Джима.

— Хорошо танцуешь, — сказал он, и Джин-Луиза сбилась с такта.

— На ноги не смотри! — одернул ее доктор Финч. — Я же говорю: это как нести полную чашку кофе. Будешь смотреть на нее — обязательно прольешь.

Аттикус открыл крышку часов:

— Джиму, если он хочет застать Айрин, пора выдвигаться. Его таратайка больше тридцати миль не дает.