Пойма

— Да понятия не имею. Ты беги, беги.

Я поставил банку с водой к банкам с простоквашей и вернулся в поле. Папа с Том припарковали Салли Рыжую Спинку в дальнем углу на лесной опушке под амбровым деревом. Мы сели в тени амбрового дерева и пообедали. Я то и дело украдкой косился на папу и всё пытался представить его молодым, да как он тащит из воды Рыжего Вудро.

В сущности, когда всё это случилось, он и был ещё молод, вероятнее всего, на четвёртом десятке, но мне папа тогда казался дряхлым стариком.

Я задумался: когда он в тот день сказал, что жалеет о спасении Рыжего, — это из-за убийства и того, что сказал Вудро, или всё же из-за мамы?

По сути, я никогда по-настоящему не задумывался о том, что у родителей до моего появления была какая-то своя жизнь, что им в своё время нужно было выбрать друг друга. Просто принимал как должное, что они всегда были вместе. То, что папа может ревновать маму к Рыжему Вудро, попросту не укладывалось в голове. С этой стороны я на отца ещё не смотрел, даже не подозревал, что так можно. Я начинал понимать, почему он всегда так холодно относится к Сесилю. Сесиль заигрывал с мамой, и маме это вроде как нравилось, а вот папе — вовсе нет.

* * *

Когда воздух наполнился прохладой, по ночам ударили заморозки, трескучие, будто накрахмаленная сорочка, а луна в небе стала большой, как спелая тыква, мы с Том играли допоздна, гонялись за светляками и друг за другом. Папа часто уезжал куда-то по службе, а мама сидела дома и шила.

Тоби в общем-то снова начал ходить. Хребет у него не сломался, но упавшая ветка перешибла там какой-то нерв. Полностью он так и не оправился, но всё-таки кое-как передвигался, хотя и несколько деревянной походкой, а время от времени у него без всяких видимых причин отказывал таз, и пёс волок его по земле. В основном же он был в порядке и весело бегал, хоть и не очень быстро и чуть прихрамывая. И уж конечно, Тоби по-прежнему оставался лучшим охотником на белок в округе.

В эту ночь зашёл он в дом, чего ему обычно не разрешалось, но, когда папа уезжал, мама иногда впускала Тоби, и он ложился у её ног, пока она шила.

Так что на улице были только мы с Том: играли, наигравшись вдоволь, садились под дубом и говорили о том и о сём, а в глубине души я воображал, что наш дуб — это тот самый вековой дуб в Шервудском лесу, под которым собирались Робин Гуд и его вольные стрелки. О них прочитал я в одной из книжек миссис Канертон, и эта легенда крепко засела у меня в подсознании.

И вот как-то раз, когда мы сидели так и беседовали, почувствовал я то же самое, что чувствовал папа, когда ходил в пойменных зарослях: за нами кто-то наблюдает.

Я прекратил слушать Том, которая болтала о какой-то туфте, неторопливо повернулся к лесу и там, между двумя стволами, в тени, но на фоне освещённого луной неба ясно различил рогатую фигуру — стоит и глядит прямо на нас.

Том заметила, что я не слушаю, окликнула:

— Эй!

— Том, — ответил я. — Затихни на секунду да гляди, куда я гляжу.

— Ничего не ви… — Потом она замолчала и тут же прошептала: — Это он… Это Человек-козёл!

Фигура резко повернулась, хрустнула веткой, пошуршала листвой и исчезла.

Страшно подумать: Человек-козёл может добраться до самого нашего дома и знает, где мы живём, ведь наша земля лежит бок о бок с поймой, а до Пасторской дороги путь от нас ой какой неблизкий!

— Наверно, в ту ночь проследил за нами до самого дома, — предположила Том.

— Ага.

— Ой, не нравится мне, что он знает, где мы живём.

— Мне тоже.

Ни маме, ни папе мы об увиденном рассказывать не стали. Вот не знаю точно почему, но не стали. Это происшествие осталось между нами, и на следующий день мы его почти не поминали. Как мне кажется, в это просто не хотелось верить. Одно дело — увидеть Человека-козла где-нибудь в дебрях, но почти у дома — это совершенно другое.

Да и потом, какой смысл говорить об этом папе? Он ведь не верил в Человека-козла. В некоторые вещи невозможно поверить, пока сам с ними не соприкоснёшься. Тут мне пришла на ум та история про женский клитор. Была ли это правда? Или доктор Тинн просто заливал?

Несколько ночей я спал вполглаза, потом волнение сошло на нет. Вот в чём здорово быть ребёнком. Тебя очень быстро захватывает какая-нибудь эмоция, но столь же быстро отпускает.

Через неделю после того, как мы видели Человека-козла, пришла пора великих дождей. Два дня на небосклоне плясали молнии, искрились и сверкали под облачным покровом, будто стая светляков, пойманных в марлевый сачок. Ливень колотил по земле, словно молот Тора, вспенил реку, взбаламутил воду. Прекратилась рыбалка. Замерла пахота. Папа даже не пытался выехать на работу в парикмахерскую. Дороги развезло. Весь мир стал сырым и серым, остановилось всякое течение событий.

Вместе с дождём пришёл и ветер, а на третий день великого ливня и ломающего деревья вихря нагрянул техасский вьюн.

Вьюн — это ужасное и завораживающее зрелище. Сначала появляется большущая мрачная туча, потом из этой тучи вырастает хобот. Хобот этот тянется к земле, а когда дотягивается, начинает выть, реветь и рвать её на части.